— Нет, светлейший. — Его голос прозвучал хрипло.
— Тогда вина — если только она существует — лежит не на ученике Нанджи, а на его наставнике, который сообщил ему неправильные сведения, не так ли?
Бриу беззвучно пошевелил губами и два раза сглотнул.
— Кажется так, светлейший, — сказал он.
Уолли немного отодвинул меч.
— Мне сдается, что не все это услышали. Признайте свою ошибку.
— Светлейший Шонсу, — Бриу заговорил громче, — я признаю, что не сообщил моему бывшему подопечному, ученику Нанджи, всех необходимых сведений о принятии третьей клятвы, и если в его действиях вчера были какие-то ошибки, то в этом моя вина.
— Значит, теперь у вас нет претензий ни ко мне, ни к ученику Нанджи?
— Нет, светлейший.
Уолли вложил меч в ножны.
— Я беру назад обвинение в трусости, мастер Бриу. Вызывая на поединок Седьмого, вы продемонстрировали примерное мужество. Когда я увижу вашего наставника, я поздравлю его.
— Спасибо, светлейший, — униженно пробормотал Четвертый.
— А сейчас пора бы вспомнить, что мы — ваши гости, и позволить нам доесть наш завтрак.
Уолли сел и, не обращая больше ни на кого внимания, придвинул к себе тарелку с мясом. Нанджи неохотно сделал то же самое. Товарищ Бриу положил ему руку на плечо, и они отошли в сторону.
Однако для Уолли испытания не закончились. Он знал, что если подопечный меняет наставника, то за этим неизбежно следует вызов, но он был уверен, что этот вызов, как того требует справедливость, должен быть обращен к нему. Воины придерживались другого мнения. Согласно сутрам, принуждение не оправдывает вины, клятва, взятая силой, все равно связывает, и никакая опасность не может служить оправданием, если человек отрекся от своего слова. Итак, они обвиняют Нанджи, а не его. Это немилосердно, но ему бы следовало заранее учесть такую возможность.
Самое трудное — в той темной области, что лежит между Шонсу и Уолли.
«Ты думаешь не так, как Шонсу, и мне это нравится», — сказал бог. Но держа в руке меч, Уолли должен забыть о своем прошлом. Стратегия Уолли, а тактика Шонсу — такая раздвоенность может привести к надоедливым, а возможно, и по-настоящему серьезным проблемам, а в противном случае впереди его еще ждут такие ошибки. Настоящему воину мало владеть мечом, мало знать назубок сотни сутр, надо еще и ориентироваться в существующей здесь системе ценностей.
Повсюду слышался беспокойный шепот. Нанджи разделывался с мясом, грозно уставясь в свою тарелку.
— Что случилось? — спросил его Уолли. По виду Нанджи нельзя было сказать, что этот человек только что избежал серьезной опасности.
— Я не должен был приносить вам этой клятвы, мой повелитель.
— И умереть?
— Да, — горько сказал Нанджи.
— В таком случае, мне не следовало бы убивать тебя, — заметил Уолли и получил в ответ озадаченный взгляд. — Я убиваю только тогда, когда должен убить. — Он надеялся, что лицо его остается спокойным.
— Ну и что бы вы сделали, если бы я отказался? — спросил Нанджи удивленно и слегка возмущенно.
Уолли тоже размышлял над этим.
— Точно не знаю. Наверное, попросил бы, чтобы ты привел мне какого-нибудь труса. Хорошо, что такого не случилось. Ты хочешь, чтобы я снял с тебя клятву?
Нанджи не знал, что ответить.
Уолли почувствовал непреодолимое желание взять его за шиворот и хорошенько встряхнуть. Понятия Нанджи очень далеки от реальности и в дальнейшем могут принести большой вред. Однако сейчас, когда у него оставалось время, чтобы обдумать ситуацию, Уолли понял, что для воина седьмого ранга, знавшего более тысячи сутр, нет практически ничего невозможного.
— Разумеется, мне не нужен человек, честь которого ставится под сомнение, — сказал он. Нанджи побледнел. — А ведь ты совершил ошибку. — Нанджи стал совершенно белый.
— Тебе бы следовало спросить меня, — продолжал Уолли, — для чего прольется кровь. Я бы тебе, конечно, объяснил, что выполняю задание Богини…
Глаза у Нанджи округлились: возможно, он вообразил себе эту дикую картину — Второй, допрашивающий Седьмого.
— А верность Богине — превыше всего, это важнее, чем твой долг по отношению к наставнику.
Нанджи глубоко вздохнул. На его удивительно открытом лице можно было прочесть облегчение и признательность.
— Я человек чести, мой повелитель… Мне кажется.
— Мне тоже так кажется, — строго сказал Уолли. — И все, довольно об этом! Урок номер два! Скажи, чему тебя научила эта с позволения сказать дуэль?
При упоминании о столь стремительном поединке к Нанджи вернулось хорошее расположение духа. Он тихо засмеялся.