Вскоре я увидела впереди ритуальные ворота тории , обозначавшие вход на священную территорию, и поняла, что мы уже близко.
Два высоких узких столба поддерживали резную перекладину ворот, концы которой плавно изгибались вверх, как кончики крыльев летящей птицы.
Мы с Ханой молча вошли под тории. Вскоре тропа привела нас к мостику через ручей, перейдя который мы вышли к небольшому открытому спереди прямоугольному зданию, стоящему на краю поляны.
— Думаю, здесь мы будем в безопасности, — прошептала я, пряча меч в ножны.
Склонив головы, мы прочитали молитву, прося о защите своей семьи, и только после этого вошли внутрь.
В святилище все было по-прежнему — низкий деревянный столик с курительными палочками, маленький железный фонарь, россыпь желтых цветов и другие подношения духам.
И только одно подношение было не на своем месте. На расстоянии вытянутой руки от других пожертвований лежал небольшой свиток, и мне сразу бросилось в глаза, что он свернут и перевязан очень небрежно, словно разворачивавший его очень спешил, и не стал тратить время на вывязывание традиционных узлов удачи, которыми мы всегда скрепляли свои подношения.
Хана опустилась на колени перед столиком и громко ахнула. Когда я повернулась к ней, она указала на иероглифы, черневшие на внешней стороне свитка. Там были написаны наши имена.
— Это для нас, — еле слышно прошептала моя сестра. — И это почерк матушки.
Я посмотрела на свиток через плечо Ханы. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы узнать твердую, уверенную руку матери, и надежда вновь ожила в моем сердце.
В обычное время мы никогда не притрагивались к подношениям богам, однако этот свиток был оставлен здесь для нас. Хана бережно взяла его в руки и медленно развернула.
— Это стихотворение.
— Стихотворение? — У меня затрепетало сердце. — Что там написано?
— Старые ветви сломлены и погибли… — вслух прочитала Хана. — Саженец тянется ввысь… Снова расцветет сакура… Начнется новая пора.
— Она догадалась, что мы придем сюда, если сумеем спастись, — сказала я. Потом снова перечитала стихотворение, пытаясь понять спрятанный в нем смысл. — Саженец тянется ввысь… Что мать хотела сказать нам?
— Саженец — это Мориясу, — медленно проговорила Хана. — Мама говорит, что несмотря на гибель отца и братьев, наш младший брат все еще жив. Он вырастет, а значит, наша семья сохранится!
— Мориясу — наше будущее, — проговорила я, кивая. Потом быстро коснулась пальцами рукояти деревянного меча, торчавшего у меня за поясом. — Он наша надежда. «Новая пора» означает, что нужно вернуть назад должность дзито для Мориясу, Чтобы исполнить волю покойного деда.
Мы с Ханой точно не знали, правильно ли истолковали послание матери. Но теперь у нас была надежда. И у меня, и у Ханы. Ибо без надежды у нас не осталось бы ничего кроме утраты и боли.
Хана обернулась назад и посмотрела в сторону леса, темневшего вдали.
— Мы должны разыскать мать и Мориясу, — сказала она. — Но где они могли найти убежище? Как ты думаешь, Кими?
Я ненадолго задумалась.
— Мама знала, что дядя начнет искать ее и Мориясу, как только не увидит их среди погибших. Значит, ей нужно было уйти как можно дальше, чтобы затеряться… А где проще всего затеряться, как не в большом городе?
— Значит, мы тоже должны отправиться в город!
— Передохнем здесь до утра, а с рассветом отправимся в путь, — кивнула я.
Хана наклонилась над столом.
— Нельзя, чтобы это попало в руки самураев, — сказала она, кивая на свиток. — Иначе они немедленно донесут о наших планах дяде.
Она подожгла одну из свечей, принесенных в дар божествам, поднесла свиток к пламени и подержала, пока тот не загорелся. После этого Хана положила объятую пламенем бумагу на каменное блюдо, и мы стали в молчании смотреть, как прощальное послание нашей матушки обращается в кучку пепла.
Когда слова матери были уничтожены, я почувствовала невероятную усталость. Опустившись на пол, я привалилась к Хане и закрыла глаза. В тот же миг страшные картины замелькали перед моим внутренним взором — алые пятна, проступающие на желтых одеждах отца… Пепельное лицо Харумасы, падающего на пол парадной комнаты…
И над всеми этими образами гремели последние слова, с которыми дядя обратился к моему отцу: «Я уважаю моего брата дзито!» — сказал он. «Я уважаю его так же сильно, как наших предков Ямамото».
От этих воспоминаний у меня разболелось сердце, и тихие слезы заструились по моему лицу.
Как мог дядя сотворить такое? Неужели это был тот самый человек, который учил меня ката? Тот самый веселый, хохочущий, любящий дядя, который сажал нас с Ханой к себе на седло и рассказывал истории о былых сражениях?
Скорбь охватила меня, когда я вспомнила один далекий летний день, когда мы всей семьей отправились на прогулку к реке. Мориясу был тогда младенцем в шелковых пеленках и почти все время спал на руках у мамы.
Мы с Ханой плескались в реке, брызгались водой с нашим двоюродным братом Кен-ити, а отец и дядя, сидя на берегу, хохотали и подшучивали друг над другом. Как же могло случиться, что наша семья распалась таким кошмарным образом? Мне казалось, что это всего лишь страшный сон.
Хана крепко обняла меня, и вскоре промочила мне плечо своими слезами. Мы долго плакали, сидя на полу нашего семейного святилища. Снаружи луна равнодушно поднималась все выше и выше в небо. Ночная тьма сгущалась в лесу среди деревьев.
Наконец мы с Ханой свернулись рядышком на циновке. Убаюканные журчанием протекавшего рядом ручья, мы уснули.
* * *
Я резко села, сердце колотилось у меня в горле. Я не знала, сколько проспала, но что-то меня разбудило.
Вот оно! Звук повторился — сухой треск ветки под чьей-то тяжелой ногой.
Лежавшая рядом со мной Хана приподнялась на локте, глаза ее расширились. Снова хрустнула ветка, а следом послышались чьи-то осторожные шаги.
Хана посмотрела на меня и еле слышно шепнула: «Кто-то идет».
Я протянула руку и быстро схватилась за рукоятку своего нихонто. Я была готова защитить нас обеих и, если потребуется, сражаться насмерть.
Шаги приблизились. Я вытащила меч их ножен.
Бесшумно встав, я скользнула к выходу и стала ждать, затаив дыхание…
Внезапно черная фигура преследователя выросла в открытом проеме входа.
Лунный свет заиграл на его фигурном железном шлеме, и я поняла, что это один из дядиных самураев.
Не успела я шелохнуться, как он выбросил вперед руку и схватил меня за горло. Его пальцы, как стальные тиски, стиснули мою шею, а потом самурай выволок меня из святилища.
Я начала задыхаться.
Помню, что я стала оседать на землю, но мой похититель рывком поставил меня на ноги и так приблизил свое лицо к моему, что я почувствовала запах рыбы в его дыхании. Взглянув на его загрубевшее в битвах лицо и на длинный красный шрам, тянувшийся от уголка его рта, я узнала в нем того самого самурая, который совсем недавно крался по коридору мимо комнаты моей матери.
И тогда я отчаянно сжала рукоять своего меча.
— Глупые девчонки! Я следил за вами с тех пор, как вы сбежали из парадных покоев, — оскалился самурай. — А вы и не заметили! — Он злорадно рассмеялся — никогда в жизни не забуду этот отвратительный сиплый смешок! — и еще сильнее стиснул мое горло.
Я не могла дышать. Кровь застучала у меня в ушах. А самурай медлено приставил острие своего меча к моей шее и прошептал:
— Меня щедро наградят за твою смерть!
Конец ознакомительного фрагмента