Эльгиос решил, что вряд ли перед ним шайка разбойников. По крайней мере, широкоплечий парень не походил на разбойничьего атамана. Впрочем, не походила на вожака бандитов и огнегривая деваха Карела, хотя весь Офир с недавних пор так и гудит рассказами о ее подвигах. Наверно, это отряд наемных бойцов…
— Посты! — крикнул Эльгиос.
Капитан услышал, как его приказ передали по цепочке через мост на другую сторону. Ворота на обоих концах моста захлопнулись. Лучники забрались по лесенкам в гнезда на крышах караулок, ругаясь, когда щепки рвали кожу и одежду. В тени под мостом десяток людей с маслом и трутом поспешно приготовились поджечь деревянный пролет моста.
Эльгиос не настолько постарел, чтобы отрастить брюшко, и потерял свои волосы не без некоторых забот о своем долге. Наступай к мосту хоть все рати Аквилонии, они не застанут Эльгиоса сына Артрадеса неспособным защитить Великий Мост.
В планы Конана из Киммерии совсем не входило приближаться к границам Аргоса в компании четырех десятков головорезов. Хоть ему еще не исполнилось и двадцати четырех лет, солдат он был опытный и к тому же отнюдь не дурак. Ему было известно, что Аргос не шибко нуждался в отрядах вольных мечей.
Однако у вояки-одиночки и вдобавок опытного капитана, шансы могли оказаться получше. Получив место в доме какого-нибудь купца, он смог бы обеспечить работой и тех из парней отряда, какие лучше всего подойдут.
Некоторые подойдут точно. Новые правители Офира очищали свою страну от вольных мечей безжалостной рукой. Увидит ли Конан снова ребят, которых оставил тем далеким утром на склонах дымящегося Аль-Киира, где нашел место своего последнего упокоения злобный демон. Когда Конан встретит ребят, то отряд снова выступит в поход, под новыми знаменами, но опять став силой, с которой придется считаться.
Не успел Конан покинуть очередное, залитое кровью поле боя больше чем на две лиги, как уже оказался не один. К нему присоединились братья-близнецы, почти мальчишки, служившие в отряде Блезиуса. В их глазах киммериец увидел голод, страх и память о погибшей родне. Эти пацаны слишком многое пережили, они видели, как по приказу Искандриана Орла их товарищей сажали на кол.
Он не мог послать этих ребят назад, туда, где их ждала казнь, так же, как не смог бы убить женщину. Применив хорошо усвоенное и хорошо запомнившееся умение, он украл на каком-то хуторе курицу и дал им первый раз за несколько дней прилично поесть. На следующее утро они встали с петухами и отправились дальше втроем.
Четыре дня спустя отряд Конана уже насчитывал семнадцать человек. А еще через четыре дня их набралось уже три десятка. И через пару дней Конан сердито смотрел на них, когда они пожирали мясо оленя подстреленного в заповедном королевском лесу и зажаренного на костре из королевского хвороста.
— Кром! А я-то думал проскользнуть в Аргос незамеченным. Теперь буду лезть всем в глаза, как борода у евнуха!
Парни рассмеялись, но быстро отрезвели, когда киммериец продолжил речь.
— Итак, теперь мы не больше чем в трех дневных переходах от аргосийской границы. Орлу не нравится, что пограничье кишит отчаянными мужиками, как шкура шакала блохами. Поэтому дальше мы пойдем как отряд вольных мечей, связанных присягой. Поклянитесь выполнять мои приказы и оберегать своих товарищей так, как вам хотелось бы, чтобы оберегали вас. Поклянитесь тем, во что верите, или не приведи Кром застать мне вас здесь на рассвете.
Чтобы свершить клятву, потребовалось припомнить всех богов, каких знал Конан, и еще нескольких, которых он не знал. Но присягу бойцы принесли, и лишь двое отсутствовали, когда отряд Конана тронулся в путь к границе.
Путь им никто не преграждал, по крайней мере солдаты Искандриана Орла. Возможно, это было вызвано осмотрительностью Орла, не рискнувшего двинуть крупные силы к границе с Аргосом, пока корона Офира еще непрочно сидела на юной голове Морантеса II.
У самих-то аргосийцев имелись лишь небольшие дружины да крепкие городские стены, но у их друзей в других странах было сил побольше, намного больше. Они не замедлят привести в движение солдат и ручейки золота, дабы сорвать планы офирцев, — и, возможно, вырвать несколько клочков земли из неопытных рук Морантеса.
Конан более чем наполовину желал, чтобы Искандриан совершил подобную глупость. Тогда аргосийцы могли бы проглотить свою неприязнь к вольным мечам, проглотить ее несоленой и нежареной. А их союзники наверняка дали бы ему место в войсках, наступающих на Офир.
Тогда киммериец мог бы свести кое с кем кровные счеты за собратьев-капитанов и товарищей, уже посаженных на кол. У Конана осталось мало добрых воспоминаний об офирских князьках, которые использовали наемников как фишки в своих кровавых играх. Половина из них ценила жизнь солдата ниже жизни своих охотничьих собак.
Но к ночи на третьи сутки, когда впереди уже виднелась граница, Конан решил пока смирить гнев и на время отложить планы мести. На рассвете четвертого дня он приказал своим парням привести себя в порядок, чтоб не пугать разбойничьим видом мирных поселян. Приказ выполнили с умеренным успехом, и северянин повел отряд с холма по дороге к Великому Мосту через Хорот.
Дракон не принадлежал к числу ни самых древних, ни самых крупных представителей своего вида. Но, несомненно, принадлежал к числу самых голодных.
Когда могучие маги покинули Аргос, исчезли и чары, поддерживающие жизнь в громадном теле рептилии. Дракон два века проспал в иле на дне Хорота.
И вот теперь слабая аура колдовской энергии, которую столь вольно расходовал Скирон, ненароком коснулась воды и вместе с речным потоком добралась до спящего чудовища. Дракон проснулся и обнаружил, что зверски голоден. Пойманная рыба удовлетворила зуд у него в желудке, но не зуд в крошечном мозгу.
Дракон прекрасно помнил теплокровную двуногую добычу. Как легко он тащил жертвы на дно, когда эти двуногие плескали, переходя брод, или слишком далеко наклонялись со своих хрупких лодчонок. Память о былых пиршествах увлекла его вверх по течению, туда, где он когда-то таился, поджидая добычу.
Однако за прошедшие годы что-то изменилось. В лодках плавало не так много добычи, и никто не пытался перейти реку вброд. Там, где разгуливала добыча, высилась чудовищная куча камня, заставлявшая течение закручиваться самым немыслимым образом.
Дракон шнырял вверх-вниз по реке и время от времени закусывал играющим слишком близко к воде ребенком или стирающей белье женщиной. С ними он разделывался одним щелчком клыкастых челюстей.
Наконец, устав от поисков обильной поживы, чешуйчатый гигант затаился под мостом.
— Стой, кто идет? — крикнул Конану один из часовых на мосту. Одетый в красную тунику с нагрудником и в бронзовый шлем с высоким гребнем, солдат направил на Конана жало длинного копья.
Киммериец упрямо шагал вперед, пока копье едва не ткнулось ему в грудь. Копейное жало замерло буквально в нескольких дюймах от широченной груди северянина. Конан невозмутимо положил массивную ладонь на лезвие и толкнул оружие вниз.
— Конан, капитан вольных мечей, и его кондатта, — проговорил он, словно спрашивая цену за комнату на постоялом дворе.
За спиной у него парни громко рассмеялись при виде той рожи, которую скорчил опешивший часовой. Конан бросил в их сторону косой взгляд, и ребята притихли. Конан успел заметить, что через мост к ним приближаются новые караульные во главе с верховым капитаном.
Капитан подъехал к отряду киммерийца, и Конан поднял руку в официальном приветствии:
— Честь и слава тебе, капитан. К кому я имею честь обращаться?
— Эльгиос сын Арантеса, капитан мостовой стражи из Воителей Оссертеса, приветствует тебя, э…
— Он говорит, что его имя Конан, — вмешался часовой.
Конан нахмурился, и часовой испуганно отступил на два шага — взгляд у северянина был таким же тяжелым, как и кулаки.