— Зачем же ты у камня зарыл! Они ж сюда не сворачивают. Камень-то мешает, — упрекал Калина.
— Ты рыбу ловил когда? — прошептал в ответ Митька.
— Ну.
— Крупную легко ль поймать? — Точно так ответил Митьке Сверлилкин, на такой же его нетерпеливый вопрос. — Терпение надо!
— Дак они тут никогда и не поедут, — усмехнулся Калина.
— Потерпим. Это ж не сверло заточить! — прошептал Митька.
Машины шли одна за другой. Одна за другой двигались им навстречу. Непрерываемый гул стоял над шоссе.
— Что же сейчас в селе-то делается? Катя уж, поди, на работу ушла. Не дождалась меня и убивается теперь, — вздохнул Калина.
А в селе царила паника. Сновали мотоциклы. Бегали солдаты в мышиных мундирах.
Разыскивали Сверлилкина. Искали Шашкина.
Штубе был взбешен: ещё двое ушли в партизаны! Надо с этим кончать!
Он приказал обыскать дом Шашкина. Штубе вызвал машину и сам подъехал к шашкинскому дому. Солдаты уже орудовали там. Обер-лейтенант лично командовал обыском.
— Оружие ищите! — прорычал Штубе. — Переверните всё к чертовой матери!
Солдаты стаскивали с чердака и швыряли вниз тяжелые шматы сала Кадушка с медом, гулко ударившись о землю, раскололась, и желтый густой поток пополз из-под нее. Прямо в него упал рулон черного сукна.
— Ничего нет, господин комендант!
— В сарай! — командовал Штубе. — А это что за погреб? Сбить замок! Обер-лейтенант, там надо особенно тщательно все проверить!
— Есть! — побежал обер-лейтенант к погребу. — Шульц! Берг! — позвал он с собой двоих солдат.
По замку били прикладом автомата, но замок был амбарным и не поддавался.
— Обер-лейтенант! — взвизгнул Штубе, теряя терпение.
Наконец-то принесли откуда-то тяжелую кувалду, сбили замок.
Обер-лейтенант с солдатами исчез в погребе. Штубе наклонился над входным проемом.
— Ну! Что там? Что, я спрашиваю!
— Сало, — донесся приглушенный голос обер-лейтенанта.
— Опять сало! Доннерветтер! Ищите лучше! Должно быть оружие!
— Сейчас. Ищем, — донеслось из погреба. — Шульц! Берг! Посмотрите в том углу. Здесь я справлюсь сам!
Это были последние слова обер-лейтенанта.
Это было последнее, что услышал Штубе.
Сильный взрыв расколол землю под ним…
От Штубе ничего не осталось (не говоря уже об обер-лейтенанте и двух солдатах) — пришлось немцам хоронить пустые гробы!
Так и случилось, что весь немецкий гарнизон и вновь назначенный комендант сочли Шашкина партизаном и за его голову была обещана награда.
Но в селе старухи, качая головами, говорили: «Ну и Шашкин! Вот подлец! Сам сбежал, а добро-то свое заминировал. Чтоб никому не досталось!»
Машины шли и шли по дороге. Ни одна из них не хотела сворачивать к щербатому камню.
— Ничего, — шептал Митька уже не так уверенно. — Большую рыбу поймать не просто.
Калина, вдыхая запах мокрой земли, молча смотрел на дорогу. Было ясно, что он не верит больше ни во что.
— Посмотри-ка, — толкнул его вдруг Митька. — Да не туда. Вправо. Что это… Никогда не видел!
Давя дорогу, проваливаясь в колдобины, завернула сюда с развилки огромная странная машина. Впереди у нее были две пары больших колес, а дальше под широкой и высокой платформой стальные гусеницы.
Шофер сидел высоко в кабине без боковых дверей, и вместо крыши над ним был броневой щиток. Широкий туполобый радиатор был скошен назад, и от него исходило зыбкое марево тепла.
Это был автомобиль-тягач. Для особо тяжелых, негабаритных грузов. Он вез на своей платформе высокое двуствольное орудие. Зенитную установку для охраны аэродрома. Задранные кверху стволы угрожающе целились в небо.
Сзади платформы был еще прицеп. На нем сидели семь немцев в касках. Расчёт зенитной установки.
— Митька! — Калина, забыв обо всём на свете, приподнялся. — Колея-то у неё, погляди, широченная!
Митька быстро дернул его назад.
— Сам вижу. Убери голову-то!
— Ишь! Земля аж гудит!
Два глубоких рубчатых следа тянулись за машиной, словно две канавы, и на дне их желтел песок.
— До песка достаёт. Вот тяжесть! — заметил Митька. — Это хорошо. До песка-то тут грязи да гравия с полметра!
— Не-е, — вздохнул Калина. — Ничего у нас не выйдет. Маленькие мы с тобой люди для такого дела!
Но Митька ещё раз посмотрел на широко расставленные друг от друга гусеницы автомобиля-тягача, и в сердце его застучала надежда.
— Подожди ты! — прошипел он сердито. — Смотри!
Рыча, как тяжелый танк, беспрерывно подавая сигналы, автомобиль-тягач полз вперёд.
Вращал руль водитель под бронированным козырьком.
Покачивались семь рогатых касок.
Стволы презрительно смотрели в небо, словно собираясь плюнуть в него.
Щербатый камень был уже недалеко.
— Видишь. Не заденет. Каб поближе сюда… эх-ма! Кто мы такие, чтобы эдакую силу одолеть!
Митька и сам видел, что машина пройдёт в стороне от мины.
— Ничего. Ещё другие будут. Всё равно кто-нибудь рванется.
— Другие! Жди их.
Машина-тягач поравнялась со щербатым камнем.
— Hy-y… совсем в стороне, — разочарованно вздохнул Митька. — Я думал, наедет!
— Надо было тебе к камню ставить. Додумался!
И тут произошло непонятное.
Автомобиль-тягач вдруг начал подниматься на дыбы, задирая кверху тупое рыло, и откуда-то взявшееся стремительное чёрно-белое пламя чиркнуло по радиатору и охватило его весь.
Орудие махом повалилось назад, раздавив прицеп и сидевших на нём.
И только тут до Митьки с Калиной долетел грохот взрыва.
Он был каким-то несильным по сравнению с тем, что наделал.
Пламя охватило весь автомобиль.
Орудие лежало среди обломков прицепа.
Ни один немец не вылез из-под него.
С других грузовиков уже бежали сюда немцы, крича, стреляя из автоматов в придорожные кусты.
— Лежи, Митька! Леший ты мой, — радостно прошептал Калина. — Совсем ты мне сердце-то измордовал. Это где ж у тебя мина-то была, стервец! Совсем в стороне!
— Да нет же, — отозвался Митька, прижимаясь к земле, потому что шальные пули засвистели неподалёку. — Всё правильно. Это она от сотрясения. Ну… как это Сверлилкин-то говорил, сдето… сдетонировала!
РАССКАЗЫ
ЖИВЫЕ ЛИНИ
Рассказ
Всю весну и лето жил дед Антон на Цыганском острове. Ни он немцев не видел, ни они его. На ранних, едва проснувшихся рассветах ловил дед рыбу. Поздними непроглядными вечерами приплывали к нему на камьях деревенские ребятишки, в узелках у них были картофельные лепешки, луковинки, куски тяжелого, горьковатого хлеба Взамен дед вытаскивал из тростника садок и выпускал в камьи скользких и холодных, как подводные голыши, линей. В стареньких выдолбленных из толстых деревьев камьях колыхалась вода, и лини начинали носиться по ним, поднимая брызги. Ребятишки уплывали, а дед приносил в землянку узелки, торопливо развязывал их и каждый раз горько сокрушался, что не принесли ему ребятишки хотя бы на одну закрутку махорки. Но что могли поделать ребята: в деревне совсем не было мужиков, а одноногий пасечник Гриша давно курил мох.
Дед Антон ушел на Цыганский остров после того, как провел болотами к партизанам двух наших летчиков. Самолет упал в трех километрах от деревни, лётчики прыгнули с парашютами, и дед разыскал их здесь, в зарослях Цыганского острова.
Оставаться в деревне после этого было опасно, всякие люди наведывались, и дед с пасечником выкопали на острове землянку. В ней дед прожил весну и лето, и ни он немцев не видел, ни они его.