Приятели переглянулись. Славка рукой позвал Витальку, они отошли в сторону и стали совещаться. Видно было, что Виталька что-то доказывает приятелю, а тот не соглашается. Олег терпеливо ждал, стараясь не выдать волнения. А вдруг они не согласятся?
Наконец Виталька крикнул:
— Иди сюда, Нева!
Славка не глядя буркнул:
— Ладно, да… давай вместе. Го… говори.
— Стойте, не сразу. Вы сперва дайте слово, что будете меня слушать и делать всё по моему приказу.
— Вот е… ещё!
Олег усмехнулся и сделал вид, что уходит.
— Постой, постой! Не торопись ты, Славка. Конечно, кто-то должен командовать. Нева придумал, как лезть, пусть и командует. Я даю слово, что буду тебя слушать.
— Так. Ну а ты?
— Бу… буду.
— Посмотрим!
И Олег выложил им план штурма.
— 3-здорово! — в первый раз улыбнулся Славка.
— Ничего не здорово! Не дам я Рекса. Вам его не жалко, а мне жалко, — отрезал Виталька.
Этого Олег больше всего боялся, но тут выручил Славка:
— Ты же говорил, что там дворняги! Неужели Рекс двор… няг испу… г-гается? — крикнул он.
— Никого он не испугается, — задетый за живое, отозвался Виталька. — Ладно, так и быть, давайте.
— Смотрите, чтобы не отступать! Потом скажете: мама не пустила или дедушка заболел!
В САДУ
Славка решил не ложиться спать. Опасался, что проспит. В двенадцать надо быть на месте. Уйти ему будет нетрудно: дед в десять засыпает и, хоть из пушки пали, — не разбудишь. Тем более, сегодня он наработался, устал: вон ещё только девять, а он то и дело зевает. Сейчас он, как всегда, возьмёт свою газету, почитает пять минут и захрапит. Но Славке ложиться нельзя. Он спит ещё крепче деда. Мать говорила не раз: «Если мой Славка спит, то свинья ему может пятку отгрызть, он все равно не проснется!»
А здорово же придумал этот ленинградец, восхищается Славка. Не то что он: вздумал в милицию идти. Эх, голова, только деньги на яблоки зря потратил! Будет тебе милиция всякими пустяками заниматься. «Займёмся на досуге»… Будто у них досуг есть! Днём и ночью на посту стоят, откуда у них досуг. Жаль трех рублей… Вот бы Граммофониха посмеялась, если бы узнала, как он её разоблачить хотел. Главное, никому говорить нельзя, даже Витальке. Тот и то высмеет.
Да, а как же Виталька из дома уйдет? У него мать чуткая. Должен уйти, раз обещал ленинградцу. За того-то беспокоиться нечего, тот откуда хочешь уйдет!
— А-а-а, — протяжно зевнул дед. — Ты что же спать не собираешься?
— Сейчас, сейчас. Только жу… журналы погляжу.
— Ну, посиди. Утром подольше поспишь. А я лягу. — Он снова зевнул. — Дай-ка мне, милый, «Известия».
Он лег на свою койку, укрылся солдатским одеялом; Славка подал ему «Известия», подвинул настольную лампу. Дед зашелестел газетой и почти сразу же воскликнул:
— Смотри-ка! Ну просто точь-в-точь! Мать солдатская пишет!
Славка из-за его головы увидел заголовок: «Сад солдата».
— Прочитай вслух, дед, — заинтересовался он.
— «Садик у меня — тридцать сотых гектара. С сыном еще до войны заложили», — читал дед, и голос его задрожал. — Как мы с Андреем…
Дядю Андрея Славка знает только по фотографии, что у деда над койкой. Он был старше Славкиного отца и пошел в армию в первый же день войны. Погиб он в сорок третьем году, здесь, в Смоленске. Но где его могила, никто не знает.
Дед продолжал: «Сад вырос, а сын так и не попробовал спелых черешен. Он не вернулся с фронта…»
— Дед! — закричал Славка. — Не смей плакать! Ну дед… не… не… — У него самого защемило в горле, и он больно закусил губу, чтобы не зареветь.
— Ничего, ничего, Славик. Ну-ка: «Прошу вас помочь сохранить этот садик до конца дней моих… — стал читать он, — как светлую память моему сыну. Ему не поставили памятника. Всем не поставишь. Так пусть же этот сад и станет ему памятником».
Славка сидел на краю койки и, как мог, успокаивал деда.
— Ладно, ладно, — вздыхал тот, — ничего… Двадцать лет прошло, а боль всё та же. Чуть затянуло, словно пеплом подернуло, а тронь — там огонь живой, красный. Но я хочу, чтобы мой памятник не только до конца дней моих остался… сколько мне жить-то ещё… пусть память будет всегда! Отдам я сад, слышишь, Славка? Передам в школу, а сам, пока силы есть, буду ухаживать, ребят учить. Ребята будут всегда-всегда жить…
— И на… написать: «Сад имени А-андрея Вихрова»!
— Не обязательно. Не один он погиб. Память, она сама по себе живёт, её только уважать надо. А такие, как Граммофониха, этого никогда не поймут! На какой земле живут, а? Тьфу!
— А почему она та… такая жадная?
— От лени, внук. От страха. Всю жизнь не работала и теперь боится старости. Мне ничего не страшно, я, пока жив, не пропаду, — работа прокормит! Я после войны сюда на голое место пришёл, а вон, какой сад шумит. А у неё, видишь ли, там осколки да ямы еще! Эх, поглядеть бы, что там делается!
— Посмотрим сегодня, — вырвалось у Славки.
— Что, что? — удивился дед. — Сегодня?
— То есть я хо… хотел сказать, посмотрим когда-нибудь, — покраснел Славка. — Ты спи, дед, я све… свет отверну. А то ты расстроенный очень.
— И ты давай ложись, — отвернулся дед к стенке. Он пошептал ещё что-то про себя и вскоре громко захрапел.
Славку тоже неумолимо клонило ко сну. Он листал «Крокодил», но не видел картинок. Голова стала тяжёлой и все время норовила упасть на стол. Еще немного — и он так и уснул бы сидя.
«Пойду сейчас, — подумал Славка. — На улице подожду».
Он погасил свет и впотьмах потихоньку выбрался за дверь.
Олег лежал в постели с открытыми глазами. Скоро надо выходить. Тётя Таня спала в комнате соседки. Та уехала на юг и оставила ключ. Олег ещё и ещё раз проверял себя, всё ли учтено. Кажется, всё. Если не подведут смоленские — а они дали клятву, — попасть в сад будет нетрудно.
Надо ещё выйти из дома так, чтобы тётя Таня не проснулась. А вдруг проснётся? Придется ей рассказать всё. Она-то поймет. Но лучше не рассказывать. Вообще лучше всё делать самому. Вот теперь гадай: придут смоленские или нет?
А тётя Таня, конечно, поймёт. Мировой она человек! Как он её разыграл в тот день, когда она из похода вернулась! И ничего. Не обиделась, — наоборот, смеялась, а потом сказала: «Даю тебе, Кисличкин, полную свободу».
Смешно тогда получилось. Он прождал до вечера, уже собирался ложиться, думая, что она не приёдет, и вдруг звонок. Открыл, вошла какая-то коротышка с огромнейшим рюкзаком за плечами. Рюкзак был выше её головы, и казалось, вот-вот опрокинет коротышку.
— Помоги, не видишь? — недовольным голосом приказала она. — Мог бы догадаться. Рыцарь!
Олег снял с нее тяжеленный рюкзак.
— Ты что, беспомощный? — спросила она все тем же недовольным тоном. — Не можешь хлеба купить, да? Татьяна Сергеевна должна из похода по булочным бегать! Мы есть хотим, умираем, а у него даже хлеба, наверное, нет.
— Есть у меня хлеб, чего кричишь. Пришла в чужой дом и кричит!
Коротышка обвела его медленным взглядом, нос её презрительно сморщился.
— В чужой, — передразнила она. — Да мы здесь, когда тебя не было, всем классом раз ночевали. Прямо на полу. Мы и сегодня хотели, да ты помешал.
— Ну и дрыхли бы, — пожал плечами Олег. — Подумаешь. Значит, вы есть хотите?
— Мог бы и догадаться! — снова фыркнула коротышка.
— Я и догадался!
Он бросился в кухню, снял с полки кастрюлю с «витаминизированной» и чашку с кипяченым молоком.
— Обождите, — пробормотал он. — Я вас угощу!
Пришла тетя Таня.
— Ничего не купила, — сегодня же воскресенье, и магазины уже закрыты. А есть хочется! Кисличкин, покажись! Как! — всплеснула сна руками. — Царапин не прибавилось, и коленки целы? Паинька! Питался в столовой?