- Да ты что творишь? Да кто ж так пьет, то? - возмущался я, когда Матвей принялся полоскал рот минералкой.
Малой с непонимающим видом и полным ртом воды в непонятках уставился на меня.
- Показываю в первый и в последний раз, - пафосно провозгласил я на всю округу. - Наливаем в походный стакан топливо марки “С”, и берём его в правую руку. В левой у нас бутылка с запивоном. Делаем маленький глоток запивки и держим это всё во рту. Потом резко вливаем в рот самогонку и только потом, насладившись гаммой вкусов, глотаем наш коктейль. Ведь только таким образом ты почувствуешь изысканные нотки дуба, которого можно дать, если перебрать с самогоном Бычихи, - переиначив любимый мем, напутствовал я. - Теория окончена, приступаем к практической части.
Матвей с неподдельным интересом наблюдал, как я, соблюдая весь описанный ритуал сельского алкогольного возлияния, совершенно не поморщившись влил в себя всё содержимое импровизированного стакана.
- Слабо? - поинтересовался я, шаря по карманам в поисках зажигалки.
- Н н не знаю, - проблеял юноша. - П п п попробуем.
Паренек тщательно повторил за мной все действия.
- Молодца, - резюмировал я, вырывая из рук Матвея бутылку с остатками минералки. - Но запивон экономить нужно!
- А так и вправду круче, - радостно улыбаясь заверил новый знакомый. - А ещё чему нибудь научишь?
Я затянулся сигаретой и попытался скрыть улыбку.
- А тебе лет то сколько? - поинтересовался я.
- Семнадцать.
- А, ну тогда готовься Чижик. Нас ждет незабываемое лето, - обрадовал я юнца.
- Какой ещё Чижик? Я Матвей или Мэтью Вульф, - обиделся малой.
- Ты на Чезетке катаешь - значит Чижик. И пох. А свои эти Мэтью засуньте себе в задницу вместе со смузи вульфами и прочими новомодными пижонствами. Я отдыхать приехал. Утомил ты меня. До дому я потопал. Завтра свидимся, - бурчал я, засовывая мятые полторашки с остатками минералки и самогона в свой рюкзак.
Отступать от первоначального плана, провести это лето с огоньком, да в своей родной деревне, где жила моя бабка и прошла яркая юность, мне не хотелось. И чем меньше оставалось до бабкиного дома, тем сильнее я чувствовал дух приключений, витавший вокруг. А ещё жуткая ностальгия меня терзала.
- Надо будет дневник завести, что ли. А то опять половина лета в забвении останется, - пронеслась в голове шальная мысль.
Бабкин дом, всё так же стоял в окружении трех сосен, ставших ещё больше и пары высоченных берез. Подойдя к самому высокому дереву я с радостью отметил, что секретное дупло больше не стало и в нем даже лежат, когда то забытые мною зажигалка и мятая пачка с размокшей за два десятка лет сигаретой.
- “Жорик”, когда же я в последний раз такие курил? - пытался вспомнить я, бережно доставая из мятой пачки сигаретку.
Идея, скурить сигу времен моей юности, оказалась дрянной. От времени и постоянной влажности из пачки несло трухой, а не табаком. Повертев заветную пачку, когда то бывшую для меня целым состоянием, я с сожалением вытряхнул из неё содержимое, а упаковку положил в карман. На память.
Потоптавшись на крыльце я несмело стукнул в окно. Один в один как двадцать лет назад, когда возвращался домой после веселой дискотеки. Часто, чтобы не шокировать бабку своим состоянием, я просто укладывался на крыльце и дремал, пока утренний холод и сон хоть немного не выветрят хмель из молодой головы. Или зубы не начнут стучать с такой силой, что сказать ничего невозможно. И вот тогда можно было стучать в окно, оправдывая бессвязную речь погодными условиями или легкой одеждой. Тогда мне казалось, это беспроигрышный вариант. Амбре же, исходящее от меня, в расчет не брал.
Обычно, тихого стука хватало, чтобы разбудить древнюю родственницу. Сегодня же я еле-еле до неё достучался.
- Ой ли, Сашенька, - улыбалась бабка, открыв мне дверь. - Внучек. Ты ли это? Какими судьбами? А почему не позвонил?
- Сюрприз хотел сделать. Приятный, - пытаясь унять дрожь в голосе, оправдывался я.
- Проходи! Проходи, родной. Чай будешь?
- Спасибо, я посплю, а чай пить мы утром будем. Устал, как собака. Поскользнулся и упал еще, - врал я, пытаясь оправдать свой вид.
Прошмыгнув мимо сердобольной бабки я, ощупывая стену рукой, аккуратно прошел в зал и охренел от накативших чувств. Диван, на котором я обычно спал, стоял там же, где и всегда. Только сейчас застелен он был и высилась на нём пирамида из подушек, бережно укрытых вязаной салфеткой.
Разбирать диван не стал. Сложил подушки в угол, скинул косуху прямо на пол и натурально рухнул в свое ложе. Древний диван, на котором, кажется, прошла первая брачная ночь моей бабки, жалобно скрипнул, но не сложился.