– Не подглядывай! – снова засмеялась Аня и теперь я был заинтригован!
Что значит, не подглядывай? Это что-то новенькое!
ШУМ. РОКОТ. И…
Я подумал, что стройка фешенебельного ресторана примерно в сотне метров от дома давно закончилась и теперь там велись отделочные работы, которые точно не могли вызывать такое странное ощущение, будто бы звук, какой бы он ни был – проникает внутрь тебя, растворяется внутри и… вибрирует.
Вот отчего ощущение этой непреодолимой неги и сладостного возбуждения. Легкие, едва уловимые вибрации, пронизывающие все вокруг…
– Я скажу, когда открыть глаза, – теперь ее голос доносился из другой комнаты, какой-то звонкий, счастливый и… помолодевший.
– Черт, да что же это? – сказал я шепотом, но поддавшись игре, не спешил нарушать ее правила. Когда еще на нее нахлынет такое настроение?
И потом я ощутил нечто совсем уж выходящее за пределы понимания. Дело даже не в том, что я давным-давно бросил пить, то есть употреблять алкоголь в любом виде, а в том, что сопутствующие употреблению эффекты были мною благополучно забыты, также, как и ощущение эйфории, безмятежности и легкого покачивания…
Легкое покачивание.
Вот что меня по-настоящему беспокоило.
Теперь я понял, что за шум окружает меня. Откуда эта тяжесть на глазах, нежелание вставать и вообще двигаться. А еще привкус.
Я сделал над собой усилие и пошевелил языком во рту. На это мне хватило силы воли.
Шардоне? Рислинг? Мускат? Пино гри или шенен блан?
Нет. Все не то.
Я попытался сосредоточиться, но не смог.
Мысли, словно ленивые мухи ползали в голове и у меня даже не было сил удивиться, откуда мне знакомы все эти наименования. Нет, разумеется, я знал их, но…
ЭТО БЫЛ СОВИНЬОН БЛАН. ОДНОЗНАЧНО.
«Черт!» – подумал я. – «Откуда я это знаю?»
Фруктовый тон с легкой перчинкой, зеленоватостью, свежестью и пикантностью…
– Господи… – простонал я.
– Иду, иду, милый! – раздался голос. – Потерпи еще немножко!
Потерпеть еще немножко? Я долго терплю?
Меня качнуло и это было слишком. В честь чего я вдруг позволил себя вина?
Да, помню, как-то по молодости поклялся, что, когда моя книга заберется в тройку бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», я откупорю бутылку дорого вина на крыше музея Метрополитен с видом на Центральный парк. Но… разве это время настало? Вряд ли.
Тогда что это?
Окончательно заинтригованный, я дернул ногой, зацепил что-то холодное и скользкое – оно с шумом упало на пол и тогда я открыл глаза.
С минуту или две я лежал, глядя в потолок, ничего не соображая.
Точнее, минуту спустя я понял, что это был «не наш потолок».
Это была не наша квартира, не наша кровать, не наша постель, вообще все было не наше. Я имею ввиду – не наше с Аней, моей женой.
Пугающая и вместе с тем какая-то дерзновенная, хулиганская мысль пронзила меня:
я изменил жене.
Эта женщина… голос которой я не узнаю (я хотел себе признаться, что это не Анин голос, но не смог), квартира, обстановка… и то… что я ничего не помню… почти ничего.
Или помню?
Я приподнялся на локте, разглядывая окружающую обстановку. Даже если и… да, то у кого я мог быть? Кто-то из издательства? Но я не водил там ни с кем столь близкие отношения. Кто-то из прошлой жизни, случайно встреченный, вернее, встреченная на улице? Но я редко хожу по улицам в поисках приключений. Точнее – никогда.
Убранство квартиры выглядело как-то странно, слишком странно даже на мой весьма смелый вкус. Я даже подумал, что женщина, обставляющая свою квартиру в таком стиле – вероятно или сошла с ума, или…
Я не успел закончить свою мысль, потому что произошло два события.
Во-первых, меня снова качнуло. В голове помутилось, но не успел я слова сказать, как золотая штора в довольно узком дверном проходе отодвинулась и в комнату впорхнула женщина.