Снаряжение Тони всем необходимым для учебы вконец истощило материальные ресурсы наших родителей. В общежитии нужно было иметь не только свое постельное белье, но и покрывало. В целях единообразия оно должно было быть строго определенного цвета и размера. Общежития, в современном понимании этого слова, в действительности не было: арендовались несколько комнат в частных домах в разных частях города, где и размещали нуждавшихся в этом студентов. Кроме учебников и учебных пособий каждый студент должен был иметь по крайней мере два костюма, обувь и три смены белья. За проживание в общежитии нужно было платить тридцать пенгё, за обучение в училище — двадцать пять. Правда, моему брату, как отличнику, плата за обучение была снижена на пятьдесят процентов. Учитывая, что студенту нужно было иметь один-два пенгё на карманные расходы, учеба в училище обходилась нашей семье почти в пятьдесят пенгё при месячном заработке отца девяносто пенгё. Учеба брата легла тяжелым бременем на плечи всей семьи. В целях экономии расходов на сахар мы вынуждены были отказаться от нашего любимого напитка — кофе.
Несмотря на почти героические усилия матери экономить во всем, такие, расходы мы выдержали только год. На второй год, было решено, что Тони уйдет из общежития и поселится в частном доме.
Кёсег в те времена был настоящим студенческим городом, многие жители которого сдавали, комнаты студентам с питанием. Обычно в одной комнате жили шесть студентов; завтракали и ужинали они вместе с хозяевами. И все это обходилось значительно дешевле, чем общежитие. Обедали же бедные студенты «в гостях». Это означало, что в городе находились семь семей, которые были согласны бесплатно покормить обедом в какой-то определенный день недели несколько бедных студентов. Таким образом, «поденщики», как называли таких студентов, в понедельник обедали в одном конце города, а к концу недели доходили до другого конца. В богатых семьях готовили более или менее приличные обеды, чтобы никто не упрекнул, не оговорил за плохое угощение. И все-таки ходить на такие обеды было ужасно унизительно. В разных домах кормили по-разному. В семьях простых ремесленников студентов сажали за один стол с хозяевами; в господских же домах стол для них накрывали на кухне.
Когда дома на семейном совете, состоявшем из отца и матери, было решено, что Тони уйдет из общежития и станет «поденщиком», отец, который, несмотря на бедность, был гордым человеком, заплакал от стыда и обиды, но делать было нечего, так как иного выхода у нас не оставалось.
Когда я заканчивал четвертый класс приходской школы, мои родители решили переехать в город Секешфехервар. Примерно год назад отцу предложили занять место обходчика в Фехерваре по улице Сечени, где проходили три железнодорожных пути в сторону Комарома, Надьканижи и Целлы. Здесь было более интенсивное движение поездов, а значит, на обходчике лежала и большая ответственность. Кроме ухода за шлагбаумом отец должен был обслуживать семафоры и несколько стрелок. Работать приходилось в две смены по двадцать четыре часа, а зарплата была лишь немного выше, чем на старом месте.
Мама, которая всегда отличалась практичностью в нашей семье, все уже рассчитала. Она прикинула, что меня, быть может, удается, пристроить в секешфехерварскую реальную гимназию: ведь как-никак, а я отличник. Кто знает, может быть, я стану даже священником. Она слышала, что хороших, но бедных учащихся попы учат в гимназиях бесплатно, особенно тех, кто выражает желание после гимназии пойти учиться в духовную семинарию.
Мой младший брат пошел в первый класс, а старшие сестры Мария и Анна — в неполную среднюю школу, после окончания которой легче было найти работу в Секешфехерваре.
Жребий был брошен.
Однажды днем к нашему домику подогнали крытый товарный вагон, погрузили в него наш немудреный скарб, и едва я опомнился, не успев даже как следует проститься со своей собакой, как мы уже были в Секешфехерваре.
Мама предусмотрительно запаслась рекомендательным письмом от нашего приходского священника, так что меня без возражений приняли в первый класс реальной гимназии ордена Цистерцитов.
После уймайорского хлева и дьёрварской приходской школы новая гимназия подавила меня своим величием. Она располагалась в церкви и вместе с ней занимала целый квартал в центре города. Здание гимназии с ее отделанными красным мрамором лестничными маршами и массивными перилами, тишиной и чистотой производило приятное и внушительное впечатление.