— Это не повод для шуток, — негромко упрекнул Бадвагур. Ривэн ощутил свербящий в горле стыд и поёжился: с детства терпеть не мог это чувство. Он снова перевёл тему:
— А другая твоя работа? Раз уж ты больше не скрываешься так рьяно…
Вторая, довольно крупная статуэка, находилась прямо напротив — за спиной Бадвагура, аккуратно замерев на сундуке с одеждой. Каменная глыба, ещё не до конца отшлифованная и обточенная, день ото дня обретала форму замка — причём куда более вытянутую и нескладную, чем у величавых башен Заэру. Стены, острые крыши, бойницы в миниатюре лепились, словно прирастая, к намеченной пока парой линий скале.
Однако Бадвагур, вопреки надеждам Ривэна, смутился ещё сильнее — так, будто и здесь находил какой-нибудь повод себя винить:
— А, это… Я думал, ты догадался. Это его замок, Кинбралан. То есть — как я его запомнил.
— О, — только и произнёс Ривэн. И отныне смотрел на неказистую громадину другими глазами. Выходит, даже не видя Альена, Бадвагур вырезал для него что-то особенное — вырезал дом. Ривэн мог лишь смутно догадываться, какое значение придал бы этому сам Альен, если бы видел.
«Правильно, — сонно думал Ривэн, разметавшись по циновке той ночью. — Пусть у него будет хоть такой дом, маленький… Нельзя же всю жизнь провести в море».
Хоть Альен, возможно, и не был бы против.
Ривэну кстати подумалось, что теперь замок Альена наверняка в руках альсунгцев. Непрошеные мысли переметнулись на его семью, прошлое… Неужели всё это так и останется для Ривэна тайной, лицом под раскрашенной маской?
— Бадвагур, — пробормотал Ривэн, высвобождаясь из цепких объятий сна. Ему срочно необходимо было отвлечься от мыслей об Альене — потому что за ними вполне мог последовать медвяный аромат волос леди Синны. Две этих бури в последнее время всё чаще прокатывались по его бедному сознанию. — Ты спишь?
С другой циновки донеслось басистое мычание.
— Ты упомянул первого жениха своей Кетхи… Она сама предпочла его тебе?
Задавая нахальный вопрос, Ривэн, естественно, думал о Линтьеле. Он давно жаждал убедиться, что не одному ему так невыразимо «повезло». Вот у Альена наверняка никогда с этим проблем не бывало…
Так, опять Альен. Танцующая перед ним рабыня, волоокий Ван-Дир-Го… «Ну уж нет, с меня хватит».
— Кадмута? — сквозь зевок проскрипел Бадвагур. — Их сосватали семьи, конечно. Наши женщины не делают выбор сами.
— То есть их и не спрашивают? Даже для вида? — уточнил Ривэн. В Дорелии (особенно среди крестьян и бедных горожан) это делалось именно «для вида», но делалось. Брак по принуждению не мог одобряться четырьмя богами.
— Нет… — резчик помолчал, пытаясь поймать ускользающую в темноте мысль. — Но женщина может, если хочет, разорвать брак.
— Если, например, муж её бьёт?
— Бьёт?! — с ужасом переспросил Бадвагур и завозился на циновке. — Что ты, от начала времён у нас не бывало такого!.. Разве что в северных кланах, но не в Подгорном Городе… Был бы большой позор. Вожди кланов отлучили бы такого варвара ото всех дел в Гха'а. А может, и изгнали бы.
«Какое всё-таки странное устройство…» — подумал Ривэн, глядя на бледный огрызок луны. Значит, то, что в Дорелии если не одобряется, то, по крайней мере, допускается и тактично замалчивается, — последняя дикость у агхов. Интересно, а как там, куда они направляются, в волшебной земле на западе?…
И ещё один вопрос впервые надсадно кольнул Ривэна: что, если Альен не так уж неправ в своём презрении к людям?…
— С чего тебя это так волнует? — осведомился Бадвагур. На дорожке в саду послышались лёгкие шаги — кто-то из рабов, должно быть… Приглушённая миншийская речь. Ривэну показалось, что он узнал голос Ван-Дир-Го; второй, отвечавший ему, был тусклым и слабым — немощный старик или старуха, сложно различить.
— Сам не знаю, — Ривэн дёрнул плечом, точно от холода. — Иногда мне хочется знать, кем была моя мать. И почему подбросила в приют.
Из деликатности Бадвагур не ответил, а через несколько минут захрапел.
Судьба, однако, так и не позволила Ривэну выспаться той ночью. Точнее, не совсем судьба.
Он проснулся от лёгкого прикосновения к локтю; даже спросонок и в темноте узнал эти длинные, чуткие пальцы с бившейся в них магией. И подскочил, как окунь, поджариваемый на сковороде и обречённый брюху Люв-Эйха.
— Альен?!
— Тише, — сказал сухой вкрадчивый голос. Раздался щелчок, после которого сразу зажглась единственная в домике-беседке масляная лампа. Альен к ней, разумеется, даже не подходил.