Альен не знал, как ответить. Сказать правду — «дело в том, что тебе я верил ещё меньше»?… Ерунда. Он прерывисто вздохнул, обошёл кухонные шкафчики, чуть не налетев плечом на солонку. Распереживался, как впечатлительная девочка… Или как Ривэн. Смешно.
— Кажется, у нас большие проблемы. Ты слышал что-нибудь о Сен-Ти-Йи?
Боуги подумал, наморщив лоб.
— Нет, не припомню. Судя по имени — миншийка почтенных лет?
— Да уж… Похоже, весьма почтенных, — пробормотал Альен, тщетно пытаясь отбиться от страшных подозрений. Если всё это — дело рук Сен-Ти-Йи, то её власть над Хаосом не слабее, чем его. А в таком случае она может быть только… — Тогда пойдём с другой стороны: что ты знаешь о матери Сен-Иля?
На этот раз боуги ответил сразу.
— Она тоже была рабыней Люв-Эйха. Дожила до старости и умерла раньше сына… Быть может, лет десять назад по вашему счёту, я не уверен. А зачем тебе это?
У Альена вырвался стон. Он запустил пальцы в волосы, спрашивая все миры, как можно быть таким тупицей?…
Похоже, Хаос всё-таки прогадал, когда его выбрал.
— Зелёная Шляпа, пожалуйста, помоги нам. Вытащи нас — чем скорее, тем лучше. Я…
Он не сумел договорить: очертания кухни стали меркнуть, расплываться — так сон срывается в утро. Так берег остаётся позади.
— Альен Тоури, твой образ тает… — боуги выпрямился, вскинул руки, напряжённо колдуя; вокруг него заклубился зеленоватый, пахнущий древесной влагой вихрь. Альен впервые видел Зелёную Шляпу по-настоящему испуганным. — Не понимаю, что происходит: я не прерывал связь… Альен! Альен!..
Но сплошная чернота уже давила со всех сторон. Альен с немым криком погрузился в лавину масок, костей, осыпавшихся перьев… И провалился в эту черноту, уже не впервые в жизни.
Хаос привычно, с жадной охотой принял его в объятья — совсем как море, чернила и нелюбимая женщина.
ГЛАВА XXII
Вдыхая сухой горячий воздух, Тааль с трудом шевелила отяжелевшими крыльями. Солнце невыносимо пекло голову и шею. Раньше Тааль всегда любила солнце и с рассветом, как все майтэ, приветствовала его песнями; но здесь оно было жестоким — совсем как неведомые замыслы атури и тэверли, в которые её никто не посвятил. Обычно Тааль старалась держаться в тени Турия, к тому же Гаудрун втихомолку (думая, что она не замечает) то и дело летела над незадачливой подругой, чтобы закрыть её от жары. Но в этот час дня солнце стояло так высоко, что скрыться было почти невозможно.
«Надо просто пережить это, — монотонно, как и всякий раз, повторила про себя Тааль. — Просто пережить, и к вечеру станет легче».
Она знала, что вечер — на переходе от ослепительно-золотого света к мягкой темноте — подарит им короткую передышку, когда можно будет двигаться быстрее и не чувствовать каждые несколько взмахов, что загнанное сердце готово остановиться, а перед глазами пестрят круги.
После вечера, конечно, придёт ночь, и в ней будет холодно. Так холодно, что к утру ни один из них не будет себя чувствовать; так холодно, как никогда не бывает в краях Высокой Лестницы, да и вообще в Лесу. А потом всё начнётся заново.
Но о ночи лучше не думать сейчас. Она будет думать о вечере — иначе какой смысл мучиться, даже сглатывая впустую, потому что во рту не скапливается слюна?…
Турий брёл молча, равномерно погружая копыта в песок; цепочка следов тянулась за ним, будто ещё одна Дорога Драконов. От солнца кожа кентавра, и без того смуглая, стала почти коричневой; богатый серебристый хвост потускнел, покрывшись песком и пылью. Турий нёс одну из своих тонких, до блеска отшлифованных каменных табличек и без конца водил пальцем по одним и тем же нацарапанным знакам. Когда Тааль вчера (а может, позавчера? она путалась в днях) спросила, что это такое, кентавр тихо объяснил:
— Сочинение одного из мудрецов моего садалака — «О стойкости». Я перечитывал его, оказавшись в Пустыне в первый раз. Думаю, это оно помогло мне не потерять разум и не отдать его тэверли.
— Ну вот ещё — обычный кусочек камня? — усомнилась Гаудрун. Турий не ответил, устало прикрыв глаза, и она тоже примолкла. Они вообще всё чаще молчали: так было проще сберечь силы.
Гаудрун и сейчас летела безмолвно — немного впереди, чёрным пятнышком на фоне беспощадно-раскрытого неба. Воздух вокруг неё дрожал маревом, и крылья словно продирались через густое прозрачное вещество. Тааль посмотрела на неё, полную решимости и жизни посреди окружающей немоты. И откуда у неё только берутся силы? Наверное, от того, что впереди ждёт юный Биир.