— Иди на свой участок, — онемевшими от холода губами сказал он. — Скоро.
— Ты не ответил, Нитлот, — Тейор сгрёб ткань балахона у него на предплечье. Нитлот вздрогнул: он уже не помнил, сколько лет эта рысь в татуировках не удостаивала его обращением по имени. — Ты не веришь, что мы победим? Думаешь, они дойдут до Энтора?
— Я не знаю, Тейор, — неохотно пробормотал он. Это было правдой. — Но разве ты сам не видишь?… Ни Минши, ни Кезорре не рвутся на помощь… Хотя лорд намекал, что в Кезорре сейчас свои непорядки: конники Шайальдэ резвятся на их южных землях. А феорнцам лорд Заэру не доверяет, да и я тоже, — он примолк, чтобы выслушать ещё один угрожающий перелив. Разговоры в армии почти стихли, и тысячи людей вглядывались в даль. Напряжения такой силы Нитлот ещё никогда не испытывал — возможно, потому, что никогда не бывал в настоящем бою.
Нитлот видел, как побледнели лучники: их большой отряд, разделённый на две части, окаймлял пехоту и готовился к первой атаке. Лучниками руководил лично лорд Толмэ, попадавший в дорелийский золотой с двух сотен шагов. Сейчас он спешился, и слабый ветер играл складками его щегольского малинового плаща, ерошил тёмные с проседью волосы.
Нитлот в очередной раз пожалел, что войско не повёл лорд Заэру. Это воодушевило бы людей куда больше… Говорят, в тех семи крепостях дорелийцы гибли, выкрикивая его имя. Странный всё же народ беззеркальные: молиться готовы кое на кого из своих господ, хотя те нежатся в роскоши, нисколько этого не заслуживая. «Власть даруют боги», — говорят они. Глупое упрямство — или что-то другое, чего не понять зеркальному народу?…
Эти размышления отвлекали от главного. Нитлот на миг зажмурился, заставил огненный шар исчезнуть и воздел руки, готовясь ткать защитный покров для обоза с припасами. Им предстояло сделать это всего-навсего втроём. Вряд ли кто-то из магов на такое когда-либо решался. Великая храбрость, отличный материал для менестрелей и дурачков с перьями вроде Соуша…
А может, просто великая самонадеянность.
Нитлот нервно усмехнулся, услышав третью волну рогового пения — совсем близко. Да где же они, где, от этого можно с ума сойти, и в животе что-то больно скручивается… По всем известным законам альсунгцы должны быть уже видны.
Чары невидимости?… Он сглотнул, но это не спасло от противной сухости во рту. Чары невидимости над целой армией — нет, на такое бы Хелт не хватило. Всё-таки она беззеркальная. Разве что Альен смог бы.
Альен смог бы почти всё — и почти всегда без особого напряжения. А потом ходил бы и думал, думал и язвил по-прежнему, будто ничего особенного не совершил.
Тёплая волна силы полилась с пальцев. Закрыв глаза, Нитлот нащупал мыслями Тейора (справа, за обозными телегами и зубчатым выступом леса) и Индрис (слева, позади феорнских отрядов — значит, она уже обосновалась на своём участке). Тейор спешил на пост, где уже начертил нужную пентаграмму: перед мысленным зрением Нитлота она пылала, как рой золотых мотыльков. Пентаграмма Индрис же была точно плющ, прохладный и впившийся в старые камни — изящно, женственно и опасно. Примерно такими же представлялись и её мысли, и исходившая от неё энергия.
Что-то дрогнуло в Нитлоте, и почему-то он отчаянно захотел, чтобы Индрис была рядом. Захотел чувствовать её тепло, слышать смех, видеть мелкие беличьи зубы в улыбке… Сила желания потрясла ещё больше, чем его неуместность. Раньше так недоставать ему могло только сестры, Ниамор — но совсем иначе. И ещё одна мысль сразила резко и больно, будто альсунгский меч уже был у его горла: сколько времени потеряно зря.
«Береги себя, Индрис, — безмолвно попросил он, пока с рук соскальзывала белая пелена — такая воздушная, что хотелось попробовать на вкус, приняв за сладость. Она окутывала вал и обоз, захватывая задние ряды воинов, и расползалась, как лужа разлитого молока, чтобы достигнуть покровов Индрис и Тейора. — Пожалуйста, береги себя и ребёнка».
«Сам береги себя, Зануда, — донёсся до него смешливый гортанный ответ. — Мой сын будет настоящим воином, как и двое других».
Нитлот улыбнулся: иногда он забывал, что у Индрис двое взрослых сыновей, и один из них — в самом деле боевой маг… Который благоразумно предпочёл отсидеться в Долине.
Ещё несколько секунд томительной тишины. Удар сердца. Два. Три. Их пелена коснулась земли — через снег прошла легко и рыхло, будто уже подступала весна… Но подступало нечто совсем другое.
В тот же миг армия Альсунга возникла прямо посреди равнины, и тишина взорвалась кровожадным рёвом. Нитлота пробрала дрожь. Он всегда следил за языком, но теперь выругался — длинно и грязно, радуясь, что никто не слышит.