Пресветлые тауриллиан не одобряют таких вещей — как, собственно, и Отражения. Им это кажется мерзким и слишком… плотским. Но это то, что известно чуть ли не каждой женщине из альсунгских посёлков — каждой жене рыбака или дровосека. И уж подавно — каждой знахарке, заклинающей дождь в короткое лето на юге королевства. Утончённые магические ритуалы могут и подвести, а вот птичьи внутренности — вряд ли.
Потому она и не собиралась отказываться от старых знаний.
Воск таял, и вместе с ним таяли её силы. Бросало то в жар, то в холод, а удары сердца отдавались в ушах. Кап-кап. Впрочем, не привыкать. Она готова платить и ещё большую цену.
Женщина, бледная и покрытая липким потом, сидела на стуле, перекинув золотистую косу через его спинку. Пальцы женщины с короткими ногтями (длинные — помеха при колдовстве) когтисто впивались в серую шерсть.
Голова волка лежала перед ней — голова волка на изящном туалетном столике. Вензель лучшего краснодеревщика Академии украшал его, но сейчас был незаметен под пятнами воска и светящимися магическими знаками. Краснодеревщику наверняка и не снилось, для чего леди будет использовать его детище.
Ао было вполне удобно на столике. Ему везде было удобно. Точно так же можно перевозить валун или кочан капусты; никто ничего не заподозрит, а пользы хоть отбавляй. Она уже много лет считала его лучшим инструментом для своих дел. Более надёжен, чем люди. Совсем как птичьи внутренности…
Вздрогнув, женщина сдвинулась на краешек стула. Новая судорога боли скрутила её: возникла где-то в темени и вмиг охватила тело. Нельзя отвлекаться. Боль сильнее обычного — жгучая и резкая. Удар хлыстом, наказание. Нельзя отвлекаться, общаясь с бессмертными…
Она вздохнула прерывисто и горько; от дыхания заметались огоньки свечей, тщетно тянувшиеся к лепному потолку покоев. Сама сделалась рабыней, так что нечего теперь жаловаться. Рабыня должна знать своё место. Рабыня должна терпеть хлыст.
…Форгвин, сын Двура Двуров, однажды ведь всё-таки не выдержал и избил её до синяков — решив, видимо, последовать примеру папаши. А потом плюнул и пьяно разрыдался, не дождавшись никакого отклика — ни слёз, ни мольбы о пощаде. Так уж он был устроен: не мог вынести чужое равнодушие. А равнодушие законной жены — в особенности.
Женщина глубже запустила пальцы в волчью шерсть и привычно прижалась лбом ко лбу Ао. Сияющий поток энергии снова окутал её. Это было давно, и ни Форгвин, ни Хордаго, ни Конгвар ей больше не угрожают. Ни один выродок из этой проклятой семьи больше не прикоснётся к ней. Она оказалась сильнее их всех, и сейчас она в безопасности.
Я всё сделала, как Вы сказали.
Ао тоненько заскулил, обнажив клыки. Порождение некромантии, он был вполне жив в те моменты, когда превращался в проводника для чужого сознания.
Низшие существа уже достаточно напугали их, — прозвенел далёкий ответ — невыразимо приятный и ясный голос, говоривший на ти'аргском. Невозможно было определить, мужской он или женский, да и не так уж важно, по сути… Можно просто слушать и слушать, как треск костра в очаге, что сливается с воем вьюги за стенами. Женщину никогда в жизни не трогала музыка — потому и сопоставления приходили на ум лишь такие. — Они бегут, но всё ещё сопротивляются.
Женщина зажмурилась, мысленно обрисовала новый ряд символов и облекла его в звуки — древняя, древняя формула, простая и тёмная, будто ночное небо… Покои во дворце, ранее принадлежавшем королю Тоальву, качнулись и растаяли — она видела битву на равнине Ра'илг. Равнина лежала как бы под ней — белая и плоская, точно скатерть; горстками тёмных бусин кто-то очень жестокий и неаккуратный разбросал по ней людей. Войска растянулись между жилками двух рек и всё больше жались к Заповедному лесу: у его кромки намечалась захватывающая резня. Женщина слышала звон стали и крики умирающих, видела, как сине-белые знамёна теснят зелёно-золотые и жёлтые… Жёлтых, кстати, почти совсем не осталось: новые и новые кучки феорнцев отступали (а честнее сказать — в панике улепётывали) в сторону леса или реки Широкой. Ни о каком строе и порядке речи уже не шло: незадачливые помощники Дорелии явно думали только о том, как спастись.
Не скрывая удовольствия, женщина на глаз оценила их количество… Такой долгий контакт требовал уймы сил, и сердце у неё бухало, словно на грани обморока. Однако оно того стоило. Едва ли четверть феорнцев остались в живых — другим суждено лежать на равнине Ра'илг и разлагаться, пока поэты и менестрели Обетованного будут вычурно их прославлять… Есть ли в мире что-то более бессмысленное?