«Огненное колесо». Очень древнее и мощное заклятие. Как он мог не заметить, что Индрис готовит его?…
Потом Нитлот вспомнил, сколько сил требует подобная магия, и тошнота согнула его по новой. Как, проклятье, как они с Тейором — два слепца! — могли допустить это?! Счастье, если Индрис вообще жива.
«Индрис!»
Молчание.
«Индрис, ответь!..»
На месте живого, проникнутого Даром сознания — тишина, глухая и безропотная. Тишина жертвы.
«Тейор, где она? Ты её чувствуешь?»
Смуглокожий нахал ответил не сразу — и в ответе не было обычной весёлости.
«Она жива, но, кажется, без сознания. Я вижу трещину… У неё треснуло зеркало».
Треснуло зеркало… Ни одному чужаку не понять, что это значит. А для зеркального народа не нужны другие пояснения: через трещину в твоём зеркале вытекает отпущенное время. Индрис умирает.
Нитлот с трудом подавил порыв ринуться к ней. Его помощь может ещё понадобиться здесь…
«Ступай к ней. Прямо сейчас, Тейор. Последи за ней».
«Но…»
«Это приказ».
Нитлот сам не знал, откуда взялся этот властный тон. В их тройке не было явного лидера — а если и был, то точно не он. Однако Тейор подчинился без единого подкола.
Магическое пламя угасло лишь теперь, докатившись до восточного конца вала. Чёрный землистый рубец украсил часть белого тела равнины. Нитлот никогда не видел, чтобы «Огненное колесо» выполняли так грамотно — будто по нотам: их защитный купол не тронут, ни один союзник не пострадал… Индрис есть чем гордиться: как выяснилось, она превосходная боевая колдунья.
«…И живая. Будь, пожалуйста, живой».
Нитлот бережно прикрыл эту мольбу от ушей Тейора.
Сжав зубы, уставился вниз, где взбодрившиеся остатки их армии скучковались для последнего наступления. Неподалёку появился лорд Толмэ с горсткой лучников: их стрелы преследовали обожжённых альсунгцев, отгоняя от леса. Рыцари-дорелийцы, воспрянув духом, тоже кинулись в погоню. Навстречу им, правда, неслись новые силы: их всё-таки слишком, слишком много…
В воздухе скопилось напряжение, точно перед грозой. Нитлот закашлялся: сеть чёрной магии сгустилась, почти воплотившись в угрюмую тучу. Эта туча теперь надвигалась на Ра'илг, загораживая молочно-белое зимнее солнце. Мощь древней Силы, сотворившей её, едва не прижала Нитлота к земле. За спиной у него жалобно скрипели деревья; каждая ель, казалось, напугана чем-то большим, жутким и противоестественным. Даже люди на равнине замедлили бег — или Нитлоту просто казалось так в настигшей их полумгле.
Искажение. Насилие. Хаос.
Творилось нечто, недоступное разуму смертных. Нечто древнее и непреклонное, как судьба. В последний раз Нитлот испытывал это, когда порождения Хаоса напали на него в лесу, возле убежища Альена.
Очертания гор, деревьев, лошадей и людей расплывались, срываясь в бредовую свистопляску. Красные мушки замельтешили перед глазами, а в воздухе повис утробный гул. Нитлот упал на колени, зажимая руками уши и задыхаясь; вернувшаяся боль сдавила его в объятьях. Болела каждая сломанная тогда кость, каждая зажившая рана: Хаос будто насмехался над его смешными попытками исцелиться и отвратить неизбежное. Над попытками их всех сопротивляться…
Это магия тауриллиан, проведённая через Хелт. Выходит, и тауриллиан всё-таки в родстве с Хаосом — как бы ни лукавила Наилил со своими сторонниками… Чтобы вернуться, им нужно до конца расшатать возникший разрыв. Им нужно получить власть над ним — тогда они придут в Обетованное. И станут повелевать всем живым, как было много веков назад. Возможно, в ту эпоху, когда предки Нитлота и Альена ничем друг от друга не отличались…
Альен.
Нитлот сжал пальцами горсть снега и почти обрадовался обжигающему холоду: всё же это было нечто нормальное, правильное… Конечно, Альен нужен тауриллиан. Они не опасаются встречи с ним, а сами ищут её. Как он не додумался раньше?…
Можно сказать, они и Хелт используют, лишь чтобы добраться до Альена. И вся эта война, которую Соуш и менестрели уже именуют Великой, — только подготовительная площадка. Чёрный труд каменщика. Альен — вот кто истинный архитектор.