Пока Нитлот с ужасом начинал осознавать, перед каким выбором скоро окажется Альен и чем это чревато для всех, над равниной Ра'илг зазвучали новые крики. А сверху, из тяжёлой волокнистой тучи, донёсся густой, бархатный рёв — пугающий, но странно приятный.
И шорох громадных кожистых крыльев.
Нитлот поднял глаза и увидел дракона. Дракона-иллюзию, дракона-призрака — и всё же дракона. Тауриллиан решили пригрозить главным своим сокровищем. Посмотрите, мол, что будет, если не подчинитесь нашим марионеткам…
Нитлот сотни раз видел изображения драконов в книгах и свитках, на картинах и в виде статуй. Читал их описания в хрониках, научных трактатах и просто легендах. Однажды, в Академии, ему посчастливилось взглянуть на настоящий драконий череп.
Но дыхание Нитлота пресеклось, а все мысли бестолково развеялись. Даже страх оставил его — будто весь мир уже летел в бездну, а не пугливо туда заглядывал.
Гигантское чешуйчатое тело, словно выточенное искусным резцом, было гибким, но сильным и величественным. От серебристого блеска, оттенки которого менялись и искрились со скоростью ртути, Нитлот на пару мгновений утратил зрение. Дракон снижался медленно, кругами, плавно поводя змеино-кошачьей головой, помогая себе хвостом на поворотах. Взмахи крыльев его были редкими, но от каждого из них замирало сердце, а половина неба перекрывалась. Глаза дракона (уже с земли) походили на пятна расплавленного янтаря — или дикий мёд, или золото.
— Это иллюзия, — замёрзшими губами прошептал Нитлот — сам для себя. Нельзя забывать об этом. — Просто иллюзия, хотя и очень хорошая. Он растает от любой стрелы, от любого удара мечом по лапе…
На секунду дракон замер в воздухе, с равнодушием скалы осмотрел равнину Ра'илг… И пошёл на серебряно-вихристое снижение. Нельзя было представить более прекрасного пути — и более бесславной для людей битвы.
ГЛАВА XXIV
Раздался глухой стук, и Ринцо ещё раз озабоченно покосился на телегу. Картину Лауры тщательно завернули в мягкую ткань и не очень плотно перетянули верёвками — за этим он лично проследил. Огромная рама в полулежачем положении покоилась на слое войлока, а возница-крестьянин был весьма осторожен. И всё же за каждый слишком резкий разворот или окрик в адрес лошадёнки Ринцо хотелось его отчитать. А то и вовсе — снять с него соломенную шляпу и скормить этой самой лошадёнке…
— Всё в порядке, эр Алья, — ласково проговорила леди Синна. Она шла с ним бок о бок, вплотную к телеге; ветер задорно трепал её бледно-зелёную вуаль и рыжие волосы. Их кончики временами дразняще касались шеи Ринцо, и он вздрагивал. — С картиной ничего не случится. Вы следите за ней так пристально, будто везёте хрустальную люстру для Дворца Правителей.
— Я везу нечто более важное, миледи, — Ринцо вздохнул и согнул руку в локте. Они вступали в оживлённый квартал Вианты, где к тому же многие знали его; неприлично, в конце концов, идти на расстоянии двух ладоней от дамы — будто они незнакомы… Хотя, надо признать, так ему было удобнее. С утра Ринцо мучила слабость и уколы боли в затылке; в последние дни он был до предела издёрган. Он почти не спал в тревоге за Лауру — и в то же время почти не мог бывать дома, допоздна оставаясь в Совете, где они всем составом сходили с ума.
— Давио очень аккуратен. Я уверена, что Вам нечего бояться, — промурлыкала Синна. И очаровательно улыбнулась вознице — даром что парень, смущаясь, не смотрел на неё.
Давио?… Ринцо сам не помнил, как зовут крестьянина. При том, что это крестьянин с его виноградника.
Он вежливо покивал, скрывая досаду. Спокойная насмешливость леди Синны, её румянец и цветущая красота всё чаще его раздражали. Он убеждал себя, что она не обязана разделять горе Лауры — всё-таки она им чужой человек, — но возмущение не проходило.
Какое право птицы имеют петь, а солнце светить, когда Лаура угасает, когда Ринцо, эр Алья, больше не заслуживает её любви?…
Леди Синна, видимо, была в чудесном настроении — как и положено на празднике. Ничего удивительного: она-то не знает о наглых атаках на южных границах… Кочевники Шайальдэ точно с цепи сорвались в эти дни; на памяти Ринцо такого ещё не бывало. Гонцы с мрачными новостями едва успевали курсировать в Вианту и назад. Совет стянул на юг войска, удвоил количество дозорных постов, и на такую дерзость, как при Лоберо, дикари пока больше не решались. Оборотней, сотворённых колдовством, тоже вроде бы не видели. Но кто знает, долго ли продлятся эти «пока» и «вроде бы»…
Ринцо был полон дурных предчувствий. Он оказался среди немногих Советников, которые ходатайствовали об отмене задуманного праздника в честь Велго. Успеха не добился, зато чар Энчио и эр Даола, раньше сдержанно симпатизировавшие, теперь открыто невзлюбили его.