Страх… Альен попытался ради интереса нащупать его в себе, хотя бы жалкие крохи. Страх перед казнью, например, или перед королевским гневом. Нет. Всё, что способно по-настоящему мучить, — угроза для невинных Бадвагура и Ривэна, а ещё — Сен-Ти-Йи. Точнее, та, что присвоила себе имя Сен-Ти-Йи вместе с её телом. У этой сущности хватило мощи ограничить его власть над Хаосом и овладеть разбуженным Дии-Ше, так где же границы её возможностей?… Кулаки Альена сами собою сжались, и давно не стриженные ногти вонзились в ладони. У них ещё будет время потягаться силами.
Но сейчас силы он терял с каждым шагом, и даже злость на Ван-Дир-Го отступила перед нечеловеческой усталостью. Хотелось лечь и уснуть, с головой закрывшись — на несколько суток, чтобы сон напоминал обморок. В годы странствий Альен познакомился с одним рыцарем из Феорна; тот говорил, что солдаты именно так спят, вернувшись с войны.
Но его война не из тех, с которых возвращаются.
Ван-Дир-Го, не произнося ни слова, отодвинул бело-золотую полупрозрачную ширму и шагнул в сторону. На пару секунд Альен замер с ним рядом; до него долетало сбившееся дыхание раба, а его щёки по-прежнему пылали от стыда.
— Проходи, господин мой, — еле слышно выдавил Ван-Дир-Го. — Господину ничего не грозит. Недостойный никогда не простит себе.
Знает ли он, что «простить себе» нельзя в принципе?… Альен покачал головой и не стал отвечать.
Большая овальная зала напоминала приёмную Люв-Эйха: ковры, курильницы с благовониями, вышитые подушки… Никого из присутствующих отсюда не было видно. В стенной нише Альен заметил искусно сделанную статую кошки. Кажется, из полосатого оникса: Бадвагуру бы понравилось… Даже сейчас понравилось бы, несмотря изуродованное лицо и вывих. У Альена вновь свело скулы от ненависти, и он с усилием отвернулся от кошки.
По обеим сторонам от входа — у статуи и напротив — застыло двое дюжих рабов-охранников. Вероятно, они и сделали это с агхом, не тронув пальцем самого Альена. Поразительно точное исполнение приказов, северным наёмникам стоит поучиться…
Слишком много насмешек над тем, от чего тебе больно. Хватит.
На этот раз голос в голове походил на голосок Алисии. Ей не объяснить, что так проще… Всегда было не объяснить.
Когда Альен шагнул вперёд, ручища одного из охранников упёрлась ему в грудь. Он вздрогнул: разве рабам не запрещено касаться господ?… Ах да, он же теперь пленник.
— Сначала — поклониться, — неожиданно тонким и гнусавым голосом отрезал охранник. На лбу у него красовалась татуировка-солнце — знак короля. — Прародитель почтил этот дом своей благодатью. Поклонись трижды.
Трижды?… Отвращение Альена к подобным церемониям зашевелилось в груди вязкой массой. Он бы никогда не сделал этого, если бы в полной их власти, здесь же, не находился Бадвагур.
Он три раза поклонился в пояс, держа спину напряжённой и ровной, как положено при дворах. Ти'аргским леди в своё время это нравилось, однако вкусы миншийских охранников, видимо, изысканностью не отличались.
— Не так, — гаркнул другой раб — с лицом, исполосованным шрамами, и взглядом опытного убийцы. — В пол. Положено трижды коснуться лбом пола, по которому ступала благодать Прародителя, а затем поцеловать его.
Альен пролистал мысленный перечень самых тёмных заклятий — тех, о которых обычно не знают маги-люди и которые не одобряют Отражения.
— Не нужно, — донёсся мягкий низкий голос из полумрака в глубине залы. Дар Альена подсказал ему, что здесь ещё двое, причём один из них — волшебник… Или волшебница, надо полагать. — Этого достаточно. Пусть подойдёт.
Рабы пропустили его. Альен прошёл к низкому столику, сервированному для лёгкого ужина: рис с пряностями, кусочки копчёной рыбы, вино в кувшине, бананы и кокосовые шарики на десерт… Люв-Эйх бы долго смеялся над таким «изобилием», но он ощутил, что в глазах начинает темнеть от голода. Альен зажмурился и начертил в сознании комбинацию рун, подкрепляющую силы; этого хоть и ненадолго, но хватит.
В полутьме шевельнулись чьи-то маленькие ноги. Сен-Ти-Йи по-кошачьи спрыгнула с толстого красного мешка, на котором сидела. Кажется, мешки тут по всему дому — как напоминание о хозяйском торговом деле…
— Отбрось пока свою глупую гордость, волшебник, — посоветовала старушка, приблизившись и заглядывая ему в глаза. Альен, как и прежде, ничего не мог прочитать в них — ничего, кроме мертвящей пустоты. — Сядь и поешь. Его величество хочет на равных побеседовать с тобой.