Она говорит почти как ты сам. Это что — новая форма безумия?…
— Да уж, — осторожно признал Альен, всё-таки зажигая часть свечей. — Милая зверушка.
— Я давно ждала встречи с тобой. Мне было необходимо, чтобы ты завернул в Минши, и я добилась этого. А ещё мне было необходимо, чтобы ты выбирал между смертью и тем, что я пожелаю от тебя получить… И это мне тоже удалось, как видишь. На рассвете ты умрёшь, Альен Тоури, и я могу сковать твой Дар так, чтобы ты не сумел избежать этого… Умрёшь открыто, именем закона, и оттого никто не осмелится вступиться за тебя. Ты будешь одинок и бессилен, точно младенец — не менее бессилен, чем твой бесценный гном.
Голос Сен-Ти-Йи шелестел и истончался в полумраке, как ветхий пергамент. Сочетание старческого облика и голоса со смыслом слов было совершенно диким.
— Кто ты? — спросил Альен. Он заглянул в её глаза — два чёрных провала в пустоту, — и мир вокруг утратил значение.
— Ты и сам знаешь.
— Тэверли? Тауриллиан?
— Так звучит имя моего народа на твоём языке, — кивнула Сен-Ти-Йи — а точнее, то, что притворялось ею. — Действительно, так… На ваших наречиях не передать всё богатство звуков, не выразить правды. Поэтому не спрашивай моё настоящее имя — в этом теле я не сумею тебе представиться.
Альен сглотнул слюну — точнее, судорогу пересохшего рта. За ширмой у входа простучали чьи-то шаги… Здесь, наверное, десятки людей, ни один из которых не знает, что находится в одном доме с бездной. Что бездна ходит вот тут, за стеной, шаркая крошечными ногами в старческих пятнах.
— Тогда я буду звать тебя Сен-Ти-Йи… Ты убила её?
— Кого? — искренне не поняла она.
— Её. Настоящую Сен-Ти-Йи, рабыню.
— Нет, зачем же? Сен-Иль предоставил нам её тело, — она сдержанно улыбнулась. С улицы донеслись крики и глухие удары; Альену показалось, что он узнал голос Ривэна. О нет, только бы мальчишка сам не явился сюда… — Мне на много лет пришлось отказаться от своего облика, чтобы существовать в этом — жалком и немощном. Но он дал нам много возможностей. Наблюдать за ходом событий в Обетованном, видеть, как живут смертные… Иногда влиять на исход событий. Совсем слегка, правда — куда реже, чем нужно… Этот способ крайне не совершенен, но сейчас он для нас — единственный.
— Способ через мёртвую плоть? — спросил Альен. Значит, и Хелт наверняка пользовалась чем-то подобным. А может быть…
Нет. Фиенни никогда не опустился бы до некромантии. Будь Фиенни жив, он и сам не стал бы марать о неё руки.
С удивлением он понял, что дрожит. Ночной холод, должно быть… Альен сел — скорее повалился — на низкую пружинистую софу. Слишком быстро, нет времени всё обдумать… Слишком быстро — быстрее, чем в Кинбралане.
— Именно.
— То есть Сен-Иль вручил вам тело собственной матери?… — уточнил он, не сумев спрятать отвращение, и дождался ответного кивка. Жасминовые духи, жестокие сказки на ночь… Вы виновны только в одном, леди Тоури. Суд Семерых, как у агхов, — оправдана. Почти вердикт вождей кланов. — Надёжного же союзника вы нашли себе в Обетованном… Я даже жалею, что не застал его в живых.
…И не расспросил о заказе на диадему. Неужели Сен-Иль с Хелт вместе глумились над последним воспоминанием Фиенни?…
— Да, — спокойно согласилась Сен-Ти-Йи. — Этот смертный был весьма интересен: положение раба не разучило его думать и ценить магию. Он бы понравился тебе.
— А что насчёт королевы Хелт?
— О, это более мелкая фигура, — небрежно проскрипела его собеседница. — Маленькая шестерёнка, возомнившая себя сердцем механизма… Я расскажу тебе о ней всё, что пожелаешь — но только после твоего последнего выбора.
Уже взошла луна — не полная, однако довольно большая. Её седые лучи брызгами разлетались по подушкам, стенам и потолку. Неподвижная Сен-Ти-Йи казалась порождением темноты и лунного света, и говорить с нею было всё равно что беседовать с тенями Хаоса — или с собственным ночным кошмаром. Альен провёл рукой по влажному лбу.
— И в чём же он, этот последний выбор? Как я понял, одна из альтернатив — умереть от руки палача, которому я не смогу сопротивляться?