«Скорее в неё вселились атури воздуха — раз с водой она уже подружилась», — улыбался Турий-Тунт. Гаудрун в ответ на это неприязненно фыркала: она заведомо была не согласна с любыми мыслями «предателя-коняги».
«Тэверли околдовали»… Не очень удачная шутка, если подумать. Интересно, окажись Тааль у тэверли (или тауриллиан, как всё чаще называл их Турий, старательно выговаривая чужие для себя звуки), она смогла бы услышать их, как слышит теперь всё вокруг?… Одна мысль об этом возрождала мучительную неуверенность в себе. Конечно, нет… В представлении Тааль тэверли были настолько выше всех прочих существ, что даже допускать такое было кощунственно.
«На что же ты тогда надеешься? — грустно спросила себя Тааль, перелетая на другую ветку. Бархатистый покров мха на стволе коснулся перьев, и это ощущение тоже показалось необычно острым. — На то, что сможешь их убедить? Устроить переговоры?»
Просто смешно. «Какая же ты у меня ещё глупая, — вздохнул бы Мьевит. — Вот жили когда-то среди майтэ те, кто называл себя скептиками. Они учили, что нужно подвергать всё сомнению и анализу, а не полагаться на слепую веру… Кем в их глазах ты будешь? Какой из тебя миротворец?»
«Но их магия забрала силу у Алмазных водопадов, отец! — воскликнула Тааль, мысленно отстаивая свою правоту. — Если их не остановить, мы не спасём маму…»
— А ещё меня ведут духи, и один из кентавров верит мне, — прибавила она вполголоса. — Как же безумно звучит…
— Что, сама с собой беседуешь? — ехидно донеслось сверху. — Новая стадия самосовершенствования, или как там учат на вашей Лестнице?
Тааль подняла голову. Расправившаяся с лягушкой Гаудрун разминалась, пролетая между ветвей. Заросли здесь были густые — намного гуще тех, к которым Тааль привыкла, — и попадание в просвет требовало нешуточной сноровки.
— Хотелось бы, — сказала она, следя за мелькающим то здесь, то там чёрным пятном. — Но не думаю… А где Турий?
— На той же поляне, наверное, — скривилась Гаудрун. — Оттуда, говорит, замечательно видны звёзды… Всю ночь там простоял, как истукан.
Значит, опять не спал… Тааль ощутила царапанье тревоги — и удивилась сама себе. С какой бы стати ей волноваться за кентавра?
Звёзды были страстью кентавров вообще и Турия в особенности. Как он объяснил Тааль, прозвище «Тунт» означает «знаток созвездий». Своё прозвище есть у каждого из кентавров — оно подчёркивает его склонности, таланты и место в садалаке. И даётся на какой-то сложной церемонии, где жеребёнок становится взрослым.
Интересно, думала Тааль, похоже ли это на первый полёт у майтэ? Какие-нибудь скачки всей толпой. Гаудрун бы долго и презрительно хохотала.
— Я просто долго его не видела, — объяснила Тааль, стараясь, чтобы это не звучало как оправдание. — Боюсь, как бы мы не сбились с дороги…
— Перьями клянусь, мы уже с неё сбились, — фыркнула Гаудрун и легко опустилась рядом с Тааль. Её шевелюра растрепалась, а в зелёных глазах горели весёлые огоньки — впервые после разорённого гнездовья. Тааль возликовала, но не собиралась этого показывать: Гаудрун тогда разъярится сильнее обычного. — Хоть он и говорит, что лично бывал у тэверли… Я не очень-то этому верю. И не верю, что нас запросто пропустят на их территорию — из-за одних его копыт.
Тааль подумалось, что у Гаудрун нездоровая ненависть к копытам Турия. И снова благоразумно промолчала.
— Турий знает дорогу, — спокойно возразила она. — Ради нас он оставил своих друзей, так что я ему верю. А что до пропуска — у нас есть Эоле.
Впервые Тааль заметила, как текуче звучит это имя — текуче и естественно, будто движение воды в реке или крови в жилах. Может, у всех атури такие имена?
«Эоле», — почти беззвучно повторила влага во мху на дереве, и капли на листьях, и даже слюна толстого енота, что вгрызался в рыбью плоть где-то у ручья. Тааль вздрогнула.
— Что с тобой? — спросила Гаудрун, с подозрением прищурившись. — Ты… какая-то странная.
Тааль смутилась. Как такое можно объяснить?…
— Ничего. Просто поняла, что помощь атури и вправду много значит. Больше, чем я думала раньше.
Гаудрун ещё с минуту смотрела на неё, склонив голову набок, а потом щёлкнула клювом, словно прогоняя наваждение.
— То есть вся болтовня коняги насчёт «Шийи» и пророческих снов — не от его больного воображения?
Это окончательно вогнало Тааль в краску — даже захотелось, как в детстве, спрятать голову под крыло.