— В каком смысле?
— Ты слишком заметно ревнуешь. Это смешно.
На пару мгновений Ривэн потерял дар речи. Только на пару, действительно.
— Ревную?… Думаешь, мне приглянулась рабыня Люв-Эйха? Мерзость какая!.. — (на самом деле он так не считал, но подпустил в голос побольше праведного возмущения). Бадвагур хмыкнул.
— Нет. Не думаю.
— Тогда…
— Он притворяется, — с нажимом повторил Бадвагур. — Он хочет выведать слабые места Люв-Эйха, чтобы выбраться отсюда.
— Вот таким способом? — уточнил Ривэн, кивнув на дом, откуда доносились восхищённые выкрики — видимо, по просьбе толстяка Альен устроил новое представление с какими-нибудь огненными шарами или иллюзиями. — Долго же придётся выведывать!.. По-моему, ему это просто нравится.
— Иногда нужно подождать, — сказал Бадвагур, шевелясь в темноте — кажется, оценивающе ощупывал резьбу на ножках скамьи. Ривэн обречённо скривился. И откуда у этого гнома столько терпения?…
«Хотя кто знает, что случилось бы со мной, если б я подольше побродил с ним по миру… Тут либо свихнёшься, либо станешь терпеливым, как черепаха».
— И сколько ждать? Толстяк попросил год службы. Год развлекать его фокусами — да за это время Хелт завоюет Дорелию и закусит Кезорре!..
— Если волшебник поступает именно так, он знает, что это не зря, — спокойно разъяснил Бадвагур. Трое рабов пробежали мимо них с горящими факелами — видимо, готовились местные пляски с огнём. Но возвращаться не хотелось: на них Ривэн насмотрелся уже до тошноты.
Как и на кое-что другое.
— Ты так доверяешь ему… — со вздохом пробормотал он. — Что бы он ни творил, тебя всё устраивает.
— А ты разве не доверяешь? — резонно спросил Бадвагур. — И разве у нас есть выбор?
«Конечно, есть, — подумал Ривэн, с тоской глядя на всполохи огня за миндалевидными окнами. Музыка из нежной и томной превратилась в зловещую. Листья пальм увесисто подрагивали, местами дотягиваясь почти до белых цветов жасмина. — Всегда есть выбор. Прыгнуть в море, к примеру. Или сесть на торговый корабль до материка».
Но он знал, что не сделает ни того, ни другого. Просто потому, что есть кое-кто, властный одним словом заставить его вернуться. Самый умный, самый невыносимый человек в мире.
Учитель.
— Если Альен ослушается сейчас, нас убьют, — вдруг сказал Бадвагур. Ривэн резко повернулся к нему.
— Откуда ты знаешь?
— Догадался. Ничто другое не остановило бы его. Он в любой момент может обратиться к… Понятно, к чему. Уж не знаю, почему в море эти силы не справились с монстром. Это исключение, а не правило. Правило — ни камешка не оставить хоть от всего острова, — Бадвагур просто излагал факты, но в голосе его проскальзывали ужас и отвращение. Он не склонен был восхищаться всемогуществом Альена — в отличие, собственно, от Ривэна, которого при одной мысли об этом пробирала странная дрожь.
— Ты считаешь, дело именно в этом? — усомнился он. — И он теряет тут время только ради нас?
— Я уверен, что это так. И, Ривэн… Он не плохой человек. Мне кажется, тебе важно знать это.
«Не плохой человек. О, проклятье! Безумие заразно… Ты же сам мне рассказал, что вы познакомились, когда он поднял труп с сельского кладбища, бородатый ты ребёнок!..» — мысленно взвыл Ривэн. Логика происходящего корчилась в агонии — если не умерла уже давненько, примерно в гостинице Зелёной Шляпы.
— Он великий человек, — еле слышно признал он — почему-то стыдно было говорить это вслух. — И я знаю, что от него зависит эта война и… Всё такое. Но также я знаю, что ему наплевать на меня. Из-за меня он не стал бы задерживаться. Не надеется же он отыскать у этого жирного слизня…
— Тихо, тихо… Тут везде рабы.
— …отыскать у Люв-Эйха разгадку морского чудища?
— Может, и так. Не нам судить. Просто жди и помогай ему, если потребуешься.
— Я не могу так, агх, — с горящими щеками выдохнул Ривэн; из него точно вырвали пробку, и молчать дальше не было мочи. — Боги видят, и Прародитель миншийцев тоже — не могу!.. Хоть бы одно слово, один взгляд не как на пустое место… Почему он говорит с тобой, почему смеётся шуткам Ван-Дир-Го? И почему от этого так больно?… О, проклятое место!.. — и, уронив голову на руки, Ривэн запустил в волосы пальцы. Его трясло.
Он не впервые в жизни сгоряча признавался в вещах, в которых не хотел признаваться, — но никогда его так не колотило.
Бадвагур долго молчал, тактично выжидая. Потом посоветовал:
— Поговори с ним. Подойди и поговори завтра. Он тебя выслушает и всё объяснит.