— Нет, — куда-то в землю промычал Ривэн. Он мечтал съёжиться до размеров пятнистого трёхглазого щенка из коллекции Люв-Эйха и уползти, скуля, под скамью. — Не выслушает. Он же — он, а я… Скажи, вот что ты сделал? После чего он начал тебя уважать? Это же невозможно, нереально просто, будь он проклят!..
— Ты выпил лишнего, Ривэн, — успокоительно произнёс Бадвагур. — И ещё эти горы пряностей, да и за своих боишься… Иди-ка лучше выспись хорошенько.
— Нет, сначала ответь мне! Что ты сделал?
Бадвагур снова какое-то время не отвечал. Ривэну эти несколько секунд показались вечностью; ему вдруг стало холодно, несмотря на духоту.
— Я убил для него.
ГЛАВА XI
Их было много. Навстречу вышли не только лисы.
Конечно, лисы тоже были — и лимонно-жёлтые, и серебристо-чёрные, и просто рыжие, к каким Тааль привыкла. По округе, видимо, разбросалось полно их нор, и теперь они, бесшумно ступая тонкими лапками, сходились на большую, заросшую папоротником поляну. Острые мордочки поднимались вверх, носы алчно втягивали воздух — чуяли кровь, которой пропитался листок исцели-дерева на ране Турия: Тааль всё-таки нашла его и сорвала по пути.
Тааль слышала, как они дышат. И даже то, как горят их золотистые глаза — скорее слышала, чем видела, будто горение обладало собственным, низко-урчащим звуком. Слышала она и каменных скорпионов — они расползлись тут же, по корням и кочкам, и совсем не боялись странных лисиц.
Она слышала, как сдвинулась тишина, когда незнакомая толстая птица на ветке (сидела, нахохлившись сизым шаром с малиновой грудкой), наклонила набок головку. Или когда где-то чуть дальше, глубоко в зарослях, поднял рогатую голову олень.
Всё это были не просто звери. Они приближались, смотрели и ждали. Кровь приманила, конечно, одних лис, но взгляды у всех были вполне осмысленными. Тааль замутило от страха.
Она вспомнила, что Ведающий говорил о придвигающейся Пустыне, о Хаосе, о нарушенной гармонии. Вот она, эта несчастная нарушенная гармония — бессловесные твари, которые смотрят, будто…
Будто то существо из сна. Уродливое ущество с синими до черноты глазами, с длинными паучьими пальцами.
Тааль до сих пор не призналась себе, что в других снах уже слышала его голос. Повторяла мысленно, что ей показалось. Почему-то стыдно было обсуждать это с Гаудрун, а с Турием и подавно… Разве что Эоле может помочь, пусть и после тысячи глупых шуток. Может, хоть он объяснит, зачем по ночам к ней в голову приходит неведомый, страшный враг?
Тааль съёжилась на плече у Турия; Гаудрун напряжённо застыла с ней рядом. Слышно было, как колотится под ворохом перьев её маленькое храброе сердце.
Лис, который привёл их, жёлтой молнией метнулся к своим — и, смешавшись со стаей, явно испытал облегчение. Несколько других сразу обнюхали его и, фыркнув, выразили неудовольствие.
— Их так много, — шепнула Гаудрун, еле шевеля клювом, но Тааль слышала так, словно она распевает в полный голос, чествуя какой-нибудь бой. — Они и конягу повалят, если вздумают.
— Без сомнения, Гаудрун-Олгли, — спокойно отозвался кентавр. Он смотрел на стаю без отрыва и без малейшего страха. — И я всё слышу.
— Лучше скажи, чего они хотят, — огрызнулась Гаудрун, — раз ты такой умный.
— Тихо, — выдохнула Тааль, заметив, что одна из лисиц — матёрая и большая, ночного цвета тёмных фиалок — двинулась к ним. После пары грациозных шагов она тягуче присела, выставив передние лапы, мелькнула белым кончиком хвоста — и вот на её месте уже грязная, смуглая женщина, чья нагота прикрыта только фиолетовыми волосами. В волосах запутались листья и веточки, на немолодом лице застыл хищный оскал.
«Они похожи на него, — отметила Тааль про себя, пытаясь успокоиться. — Правда похожи, все. Но намного более… дикие. И в них совсем не чувствуется той Силы».
Зато чувствуется другая. Простая и древняя, как Мироздание, жажда крови.
— Па-ахнет, — прошипела женщина, скользя к ним на полусогнутых ногах. Вертикальные зрачки-щели расширились, когда она взглянула на рану кентавра. — Свежее мясо. Оставьте предателя нам, птички, мы славно поужинаем…
— Что она говорит, Тааль-Шийи? — спросил Турий. Вид у него был по-прежнему такой, точно он рассматривает созвездия или рассказывает очередную скучную историю (во время таких Тааль всегда привторялась, что внимательно слушает, чтобы его не обидеть — несмотря на то, что имена каких-нибудь древних великаньих вождей или открытых кентаврами равнин ничего для неё не значили). — Я всё-таки не разбираю этот лай.