Тааль вздрогнула, осознав, насколько холодной и взвешенной была последняя мысль. Так, наверное, думает то страшное существо из её сна. Так никогда не думают майтэ.
— Он хочет схватить тебя! — крикнула Тааль, бросаясь наперерез. — Просто улетай!
Её отвлёк пронзительный лай за спиной. На другом конце поляны вопила, прыгала, каталась по земле фиолетовая лисица, а над ней парил гриф с пухлым лисёнком в когтях. Мех лисёнка был точно такого же цвета, как у матери. Детёныш, наверное, ещё не умел менять облик самостоятельно и лишь издавал жалобные звуки, пытаясь вырваться. Лисица в отчаянии, как от дикой боли, заскребла когтями по раскидистому дереву, безрассудно пытаясь взобраться по стволу. Никто из соплеменников не рвался помочь ей: все прижимали уши, дрожа под тенями громадных грифов.
Отхромав в сторону, Турий сломал ветку ближайшего куста и замахнулся ею на грифа.
— Вырви лисёнка! — крикнул он Тааль. — Я помогу Олгли!
Тааль не пришлось просить дважды. Ей больше нравилось летать по открытым пространствам; влажный, спёртый воздух Леса тяжелил перья — но, выбрав нужный наклон тела, она легко взмыла вверх и собралась, описав крутую дугу, снизиться прямо на грифа с лисёнком. Два стервятника рванулись к ней сразу с двух сторон, но Тааль всё-таки была значительно легче — и с колотящимся сердцем пролетела между, едва не заставив их столкнуться лбами. Подлетев ещё ближе, она встретилась глазами с грифом.
Глаза у него были золотисто-жёлтые, старые и без блеска. Они не мигали и совсем ничего не выражали. Жуткие глаза.
Тааль на мгновение потонула в зрачках, уловив в них собственное встревоженное отражение.
Шийи.
Гриф сказал это, не разжимая клюва, — и Тааль поняла его.
Шийи. Господа ждут тебя. Лети скорее.
— Я…
Пусть вторая майтэ летит с тобой. Пусть кентавр умрёт.
Голос звучал глухо и мощно, будто рокот далёкой грозы. Тааль, зависнув в воздухе, чувствовала, как голову медленно пережёвывает боль. Неподвижный гибельный жар, и полёт в этом жаре — всё вперёд и вперёд, и ещё на тысячу полётов вокруг — ничего, кроме песка…
— Я не понимаю. Чего вы от меня хотите?
Лисёнок пищал теперь ещё жалобнее; когти больно впивались в дрожащее тельце; его мать зашлась воем ненависти.
Это было невозможно, немыслимо — но гриф улыбнулся у Тааль в голове.
Где смерть, там и возрождение. Где Лес, там и Пустыня. Чистота создана, чтобы проиграть страсти. Порядок существует, чтобы открыть дорогу Хаосу. Таков закон.
Голос эхом отдавался внутри — все остальные звуки исчезли. На секунду Тааль даже позабыла о Турии и Гаудрун за спиной.
«Таков закон». В это хотелось верить. Этому хотелось следовать. Но — она знала — нельзя.
Тааль перевела дыхание. Она не представляла, что ответить на это, поэтому выпалила первое, что пришло на ум:
— Я полечу туда, но только на двух условиях. Турий и Гаудрун отправятся со мной, живые и нетронутые. И ещё, — она опустила взгляд, — ты отпустишь его.
Гриф разжал когти; повизгивая, лисёнок фиолетовым шаром упал на лапы. Остальная стая затявкала в приступе благодарности; мать кинулась зализывать сыну царапины на спинке.
Да будет так.
И грифы, снова построившись клином, взмыли в чистое, слегка потемневшее небо. Спустя несколько секунд ничего уже не напоминало об их появлении.
Ничего, кроме женщины с фиолетовыми волосами, теперь бледной от ужаса, с потерянным и грустным лицом. И более осмысленным (может быть, из-за грусти)… Она всё нежила своего малыша, не в силах расстаться с ним. И Тааль с болью вспомнила заразу на скорлупе — той, что могла выпустить в жизнь её брата или сестрёнку. Она была бы тогда не одна в мире. Если такое вообще возможно.
«Если вообще возможно» — что значит эта насмешливая оговорка?… Ещё одна чужая мысль — совсем, совсем не её… Что же происходит? Обессиленная, Тааль опустилась на землю.
— Вы можете идти, куда хотите, — тихо сказала женщина-вожак. — Мне нечем больше отплатить за сына. Двуликих осталось так мало, что жизнь любого из племени свята для нас.
Она говорила что-то ещё — но почему-то беззвучно, бессмысленно разевая рот. Тааль в недоумении наблюдала за ней, раздумывая, не сходит ли с ума от усталости. Но чуть погодя к ней подошёл беспокойный Турий, потом подлетела невредимая Гаудрун — они тоже что-то говорили ей, и она тоже ничего не слышала… И копыта Турия ступали по земле тихо-тихо — легче беличьих лапок.