И просто огромной — попасть в сам дом на женскую половину, впечатлив хозяина чернотой глаз или нежным голосом. Такой чести, кажется, удостаивались немногие: маски, сладости и диковинные звери, насколько Альен мог судить, интересовали Люв-Эйха сильнее женщин.
Несколько из них всё-таки остались в пристройке — зевали, торопливо перебирали чётки с заученными словами, чистили ногти, расчёсывались… Но человек в птичьей маске вошёл крадучись, и никто не посмотрел в его сторону.
Никто не разговаривал. Альен заметил, что рабы в Минши вообще молчаливы, даже между собой… Немудрено: такая жизнь не располагает к разговорам. У Горо среди камней Кинбралана есть хотя бы охота и винный погреб, а тут сойти с ума ещё проще, — подумалось Альену, пока он медленно отходил в угол, стараясь ступать как можно бесшумнее.
Он видел голые смуглые ноги, чьи-то пухлые лодыжки и костлявые локти, чьи-то губы, подкрашенные гранатовым соком, — и всё это не вызывало в нём ничего, кроме жалости с примесью омерзения. Всё равно что заглянуть в какой-нибудь энторский бордель.
О да, они ведь не родились леди… У них не болели глаза от тысячи книг, прочтённых ночами, и они не толкли кости для зелий, и с Хаосом не якшались. Магия не мучила их, и сны о драконах тоже, и они не обкусывали ногти, думая о бессмысленности каждого своего вдоха.
Просто женщины, которые работают всю жизнь и радуются ей, пока их красота ещё не отцвела. Ничего ужасного и порочного не было в них — по крайней мере, куда меньше, чем в Хелт или придворных интриганках из Ти'арга. Да что уж там — пожалуй, меньше, чем в Море.
Но Альен, осматриваясь, почему-то не мог забыть о девушке-птице из своих снов. О девушке с холодными пальцами, чьё лицо он не рассмотрел.
Вскоре он нащупал взглядом (прорези маски сильно сужали обзор) ту, что искал. Он заметил её в первый же день — единственную старую женщину в доме. Альен знал, что рабы в Минши не живут долго, а ни на что не годные старики обычно угасают в одиночку, желательно — где-нибудь подальше от господских домов. А эта сухонькая, сутулая старушонка почему-то жила при Люв-Эйхе. Иногда помогала на кухне да смахивала пыль со статуэток в коллекции, но чаще просто сидела в углу, обхватив тощие колени.
Нечто особенное было в её глазах — застывшая, цепкая внимательность. Мысль. В глазах других рабынь Альен мысли не видел.
Он и предположить не мог, сколько ей лет. Судя по сетке морщин на маленьком личике — очень много, но волосы густые, как у девицы, и не до конца поседевшие. Иногда старушонка громко шмыгала острым носом — видимо, так она посмеивалась. Альену и раньше временами мерещилось что-то жуткое в пожилых женщинах: они будто стояли одной ногой за порогом, из-за которого не возвращаются. Взять хоть полусумасшедшую Кетлабат из Долины… Они знали, пожалуй, больше, чем бессмертные тауриллиан — только не умели сказать.
Люв-Эйх мало кого из рабов знал по именам, но молодой Ван-Дир-Го с добродушным уважением звал старушку Сен-Ти. Появление трёх чужеземцев в доме, казалось, изумило её меньше всех. И всё же Альену становилось не по себе, когда он чувствовал на себе её взгляд.
Циновка старухи была крайней. Она съёжилась на ней в бесформенный комок, придвинувшись поближе к узкой щели-окну, в которую алчно лезли цветущие ветви из сада. И с присвистом, слышным даже от входа, вдыхала медвяный запах.
Альен — прямо как был, в маске — вдруг понял, что ему не хватает воздуха, причём дело не в погоде и тесноте. Кожу стало покалывать, а голову смутно повело; он не понял, как устоял на ногах. Мартышка доела банан и, взвизгнув, швырнула в него кожурой — неизвестно, что возбудило её недовольство, — а потом спрыгнула с балки на пол и понеслась к старухе, скребя лапками по подушкам. Теперь Альена, разумеется, заметили даже в тени. Послышались ахи и охи; рабыни кутались в покрывала, падали ниц, закрывали ладонями глаза — точно злого духа увидели.
Сен-Ти без улыбки потрепала по загривку мартышку, нырнула морщинистой ручкой в какую-то корзинку и достала оттуда виноградную кисть. Настроение обезьяны немедленно улучшилось: как и Люв-Эйх, еде она всегда была рада. Альен двинулся к старушке, уже не прячась и осторожно обходя циновки.
Девушки сбились в кучу и возбуждённо перешёптывались: если его и узнали в этой дурацкой маске, то далеко не все. Значит, затея хоть наполовину удалась; Альен мог применить маскирующие чары, но теперь был рад, что решил этого не делать.
Ибо слишком хорошо понимал, что почувствовал, когда чуть не упал в обморок. Что свернулось таким же уютным, безобидным калачиком на дне старых глаз рабыни.