Лаура взглянула туда, куда он указывал, и ахнула, не сдержавшись. Рядом с фонтаном стоял низкий столик красного дерева, которого только что (она могла поклясться) во дворике не было. На скатерти разлеглось блюдо с нарезанными фруктами, а возле бутыли вина поблёскивали хрустальные бокалы и вазочка с печеньем. Всё это было вполне реальным — пахло, покрывалось пылью, исходило соком и цветом. А человек в сером стоял перед ней и улыбался.
— Прошу Вас.
— Я не стану есть.
— Смешно. Если бы мой Дом хотел Вашей смерти, никому бы в голову не пришло приглашать Вас в город и кормить отравленными сластями.
— А разве не это означают перья? — вспыхнув от его небрежной снисходительности, спросила Лаура. — Все знают, зачем вы подбрасываете их.
— Довольно грубая трактовка, должен сказать, — человек и бровью не повёл — лишь любовно притронулся к золотому соколу на цепочке. — Слухи всегда искажают истину. Мы не разбрасываемся своими символами просто так.
— То есть делаете и без предупреждения, если нужно? — напрямик уточнила Лаура и с ужасом услышала, каким девичьи-тонким стал голос. А человек всего лишь буднично кивнул.
— Совершенно верно. «Делать» следует без предупреждения, быстро и с толком. Рад, что с Вами можно быть откровенным… Вот такого уровня мастером был Ваш брат.
Лауре неистово захотелось содрать со столика матово белоснежную скатерть, чтобы человека оглушил грохот. А потом запустить чем-нибудь в его нарочито заурядное лицо.
— Линтьель не имеет отношения к Дому Агерлан. Вы ошиблись.
— Как скучно, — разочарованно вздохнул человек и, шагнув к столику, разломил надвое печенье. — А я-то уже начал считать Вас умной женщиной… До каких пор Вы будете отрицать очевидное? Самое интересное, что доказать правду мне нечем, но, согласитесь, от лжи нам нет никакой выгоды. Дом Сокола всегда получает то, в чём нуждается. Вы этого не видите, Вы ничего не знаете о нас, но в Кезорре это так.
Он говорил без угрозы, точно излагал прописные истины. Откусил печенье и блаженно зажмурился; Лаура вцепилась взглядом в крошки, попавшие на воротник его одеяния. Крошки, несомненно, тоже были настоящими.
— Вы завербовали его, верно? — почти прошептала она, чувствуя, как разрастается чернота внутри. Чернота вот уже долгие годы поглощала ту драгоценную, сияющую ниточку, которая связывала её с этим человеком — с кем она в детстве видела общие сны, с кем ела из одной плошки. Посторонние не видели эту ниточку, не смели её касаться — все, кроме незнакомца с соколом. — Вынудили его служить Вам. Угрожали ему.
Человек доел печенье и потянулся за бокалом; в его взгляде появилось что-то вроде сочувствия. Так сытая хищная птица от скуки сочувствует мыши — знает, что недолго осталось ей наслаждаться дыханием в сером, маленьком, смертном тельце.
— О нет, эра Алья. Мы так не работаем. Все адепты приходят в Дом Агерлан только сами. И Линтьель пришёл сам — ему тогда, если я не ошибаюсь, едва исполнилось четырнадцать. Многие сомневались, стоит ли принимать такое юное создание в наш опасный цех, пусть даже на правах подмастерья… Но он оказался на редкость способным.
— Никогда, — выдавила Лаура, и это слово оцарапало ей горло; она уже сама себе не верила. «Где ты, брат мой, отчего ты больше не слышишь меня?…» — Никогда бы он не сделал этого.
— Он хотел прокормить Вас и вашу старую мать. Одной музыки бы не хватило, эра Алья, увы. Он нашёл то, что принесло бы самые гарантированные и скорые плоды. Магию. Особого, тонкого рода магию… Ваш брат — необычный человек, и уже тогда он поступал мудрее многих взрослых.
Человек говорил плавно и размеренно, но его черты всё больше заострялись от алчности, будто он разглядел в Лауре лакомую добычу. Она и не заметила, как привычно, по-художнически, увлеклась танцем теней на чужом лице. Тряхнула головой, чтобы развеять забытье.
— Пусть так… Но ответственна ли я за своего брата? У меня нет Дара, — она через силу усмехнулась, — и даже музыкального слуха. Линтьель очень далеко, он выбрал дорогу заметных дел. А я вышла замуж.
— Это верно, — как-то слишком уж радостно кивнул собеседник. — Вы вышли замуж, и за чудесного человека… Ведь так? Жаль, что боги пока не послали детей такому славному союзу.
Лаура долго молчала. Сокол снизился, всё-таки надумав поохотиться, и теперь терзал свою жертву, со смаком впиваясь клювом в беззащитную плоть. Ей казалось — она слышит писк и видит алые брызги.
— Я бездетна, — сказала она. — И Ринцо знает. Вы это хотели услышать? Это правда. Так и есть.