. Каким образом она способна на такое – было загадкой, недоступной пониманию, с этим приходилось лишь мириться. Люмьер угодливо шутил на эту тему в духе: - Эмили, я вчера потерял свои портки, ты не видела? Девушка отвечала: - Сейчас потеряешься ты, и тебя уже никто никогда не увидит. – И все смеялись. Хотя, зная отца Эмили, зная, что Эмили учится у него с самых юных лет, от таких слов у впечатлительного человека по спине бы пробежал холодок. Впрочем, на шутки Люмьера обижаться было непринято, среди них хватало и удачных, и нет. Рубен страдальчески обернулся по сторонам в поисках чего-то хоть сколь-нибудь занимательного. До чего всё было знакомо, известно и понятно. Не отвлекаясь ни на кого, он вгляделся куда-то вдаль и его захватил шум леса, шёпот листвы отозвался дрожью в его душе. Родные места. Такие привычные, близкие. Юноша чувствовал, как неумолимо любовь и теплота к этому месту сменяются приторностью. Как сам он – уже не тот ребёнок, готовый днями пропадать среди других, где-то резвясь. Он уже вырос из юношеских забав, но, как полагали в клане, ещё не дорос до взрослых тяжб. Куда ни глянь, а всё мало, не по размеру теперь эта жизнь молодому Хоркингу , до невыносимости детская, незрелая. Несколько недель назад Рубен сблизился с Марил, и теперь во всех смыслах мог считать и считал себя мужчиной, оттого ещё больше ему хотелось сейчас быть где угодно, но не здесь. Но каждый раз в свободный день он вместе с братом приходил на эту поляну, как бы прежде не храбрясь и не обещая себе ни ногой больше сюда не ступать. Самому себе он был в такие минуты неприятен. С каждым разом Рубен всё больше утверждался в мысли, что он уже слишком взрослый, чтобы быть тут. С каждым разом ему всё меньше здесь нравилось, всё больше хотелось уйти. Недавно он осознал, что вскоре совсем насытится этим отрезком своей жизни и перевернёт эту страницу. В клане у него было полно товарищей и теперь, заступая в патрули, появлялось всё больше новых. Тех, которые совсем старше, лица которых будто бы всегда покрыты пылью, исполосованы шрамами. Тех, жёны которых уже няньчат детей. Среди них были даже пара Героев дома. Водиться около них было честью. Но каждый раз Рубен вместе с братом по-прежнему приходили сюда. Отчего? Не оттого ли, что здесь была она? Сейчас, когда близился момент, когда Рубен больше не придёт к друзьям, для него это становилось ещё и днём, когда он уже не увидит её. Даже сейчас Айлин таращилась в книгу и не замечала ничего вокруг. Порой Рубен ненавидел себя за свой болезненный интерес к этой крестьянской девке. Она не была ни красивей, ни лучше дев из дома Хоркингов, из других домов. Зарывалась без конца в прескучных книгах, то и дело делала вид, будто что-то в них понимает, будто ей интересно. В Рубене жила огромная, нерушимая вера в то, что Сила, мужество и мощь выигрывают войны, пишут историю и завоёвывают сердца прекрасных дев. И как бы он не хотел показать все свои выдающиеся качества, эта простушка, невежественная деревенщина, продолжала строить из себя не бог весть, что. Она утыкалась в книги, часто колупала какие-то ветки, возилась над своими травами, листками и картами, и временами он начинал её ненавидеть. Но больше юноша злился на себя. Обманываться он мог долго, но в ту ночь, когда он уже во второй раз был с Марил, злая, предательская мысль схватила его за горло и уже не отпускала – он хотел быть сейчас с Айлин. Айлин не была ни красивей, ни лучше… нет, была. Рубен не видел ни у кого таких синих глаз, выразительных, пленяющих. Она так редко смотрела на него, что он готов был раз за разом побеждать другого, других, кого угодно, лишь бы она смотрела на него, а он смотрел в эти два драгоценных камня, теряя голову. Когда она смотрела на него, перехватывало дух, замирало сердце. «Видала?» - сказал он ей с одной лишь мыслью: «Посмотри на меня». И она посмотрела. Её короткое «Видела», её мимолётный, ничего не значащий взгляд. Что нужно было сделать, чтобы она заговорила с ним, проявила интерес? Другую девку, из своего же дома, а ни к одному дому не относящуюся – тем более, Рубен хватал и тискал, ничего не стесняясь, не боясь. Парень любил обращать на себя внимание, любил женщин, любил страсть. Жаркое желание вспыхивало в нём при виде оголённых колен, подчеркнутых одеждой форм. Марил… да что Марил? Разве сможет она одна утешить его жадность, успокоить темперамент, когда вокруг столько их, на вкус и цвет. Вдобавок, она была у него первой, но был ли первый он у неё? Он ничего в этом не понимал, и сколько не допрашивал рыжую хитрюгу, она лишь смеялась. Когда он возьмёт свою вторую девушку – лишь вопрос времени, потом и третью. Рубен чувствовал, как проходя мимо, они начинают хихикать ему вслед, его это будоражило. Любую из окружающих девок, из тех, что или томно, или хитро, или вызывающе смотрят ему в глаза, он брал и мял пока нет чужих глаз, Хоркинги не были ни деликатными, ни утончёнными. Жарко дышал им в ухо и обещал однажды, в один из дней выпить все их соки, да так, что вся она будет стонать и задыхаться. Айлин Рубен не мог ни схватить, ни зажать, а когда он ущипнул её однажды за талию, девушка обернулась грозой, вытаращила на него свои огромные глазищи и загремела громом «Ты чего это делаешь?! Я тебе не одна из тех твоих девок!». - Ай да Рубен! – Люмьер всегда болтал обо всём, что видит. - Лучше ты меня не трогай. – Она не угрожала, не проклинала, не гневилась больше, но возникло чувство, что это лишь до следующего раза. Рубену не понравилась эта первая попытка и он ждал момента, когда сможет повторить… Впрочем, нужно ли? И когда будет время - нужно ли? И будет ли? Крестьянская девка сидит и совсем не смотрит на него. Рубен гневно посмотрел на червя, которого запретила давить Эмили, тот живо полз в одном ему одному известном направлении. Желание схватить и взять Айлин порой всё больше закипало в Рубене. И пусть себе сопротивляется, проклинает, кричит. Так даже лучше, пусть сопротивляется. Юноша почувствовал, как в брюках стало тесно, и его любимая часть себя поползла вдоль ноги. Он отвернулся от остальных. Взять Айлин силой, переступить через эту её непокорность, как соблазнительно и желанно. Рубен знал, Айлин ещё девушка, это манило ещё больше. Она не была похожа на тех хабалок, которые его окружали. В ней была чистота, характер, нрав и порода. Не знай парень, что она самая обычная крестьянка, он принял бы её за благородную. Но ничего этого с ней сделать было нельзя, до чего досадно. Рубен оглянулся на ребят. Дружбой с ними он бы пожертвовал, попадись ему Айлин где-то в Бэлсфине одна. Временами он прогуливался по деревне, озираясь по сторонам в поисках её. Кто сейчас здесь был? Эмили, Люмьер, Фарилис, Дэвид… Дружбой с ними Рубен бы пожертвовал. Они бы встали на сторону Айлин, но что проку с того? Он – Хоркинг, для них он неприкосновенен. Что они ему сделают? Даже Эмили. Не пойдёт же её отец против дома Хоркингов из-за крестьянки. Мысль о безнаказанности пьянила не хуже вина. Заноза тут - один лишь Дэвид. При мысли о нём Рубен похолодел, погрузнел и сжал кулаки. Дэвид был на год младше и тоже принадлежал к благородному дому. Но проблема была не только в этом… Будь он проклят, этот Дэвид, всё, что с ним связано, создавало проблемы. Дом, к которому он принадлежал, был правящим в Шерелдеме. Флексы правили городом уже… сколько? Сорок лет? Пятьдесят? Больше? Но даже это Рубен бы перешагнул. Он любил риск, любил закипающую кровь, любил вызовы. Ну что он сделал бы? Призвал отца наказать Рубена за то, что тот испортил крестьянку? Крестьянки для того и нужны, чтобы ими пользоваться. Сколько их портят по всему свету каждый день? Дело было в том, что случилось два года назад. Да, Дэвид был младше, но то, что случилось… Рубену даже не хотелось вспоминать. Не стоило даже сомневаться, как отреагируют остальные, когда узнают. И как отреагирует Дэвид.