Рольван отер рукавом лицо, дождь тут же намочил его снова. Да, это прозвучало бы странно, но из всех присутствующих вызывал сочувствие именно он – старый, но все еще крепкий мужчина в праздничном епископском облачении. Тот, чьи старания больше, чем старания самого тидира, и привели к сегодняшней казни. Кто выполнил свой долг и продолжал выполнять его – Кронан, старший епископ Лиандарса.
Между зрителями и свободным участком площади, где находились два помоста, предназначенный тидиру и тот, к которому и были прикованы все взгляды, двумя рядами выстроились молодые оруженосцы. Дождь стекал с их островерхих шлемов, пропитывал короткие плащи, прикрывавшие начищенные кольчуги. Безбородые мальчишки еще не научились придавать своим физиономиям то свирепо-безразличное выражение, за которым прятали свои мысли битые жизнью солдаты вроде Рольвана. Было заметно, что некоторым сегодняшнее испытание не по силам. Полноватый, похожий на теленка юноша прямо напротив тидирского помоста то краснел, то беднел. Его сосед поминутно облизывал губы и, казалось, готовился упасть в обморок.
Рольван мимоходом пожалел юнцов – его собственный отряд справился бы лучше, но обычай есть обычай. В торжественных случаях тидира сопровождают самые юные из его слуг, сыновья знатных семей, которым выпала честь обучаться воинскому делу при его дворе. Редкий случай, если в их рядах окажется юноша, не способный похвастаться высоким происхождением; еще реже такому счастливчику выпадает шанс остаться в тидирской дружине и войти в число ее командиров. Рольван был счастливчиком и ни на единый миг не забывал, кому именно этим обязан.
Снова запели рога, возвещая последние мгновения перед казнью. Тидира, хрупкая и стройная, как девочка, поднялась на ступени. Преклонила колени перед плахой. Гул тысяч голосов, витавший над площадью, вдруг смолк. Остался слышен лишь шум дождя. Он делался все громче, заполнял собою все. Рольван с трудом разобрал слова епископа. Не услышал он и слов тидира, лишь увидел взмах руки и сдавленную гримасу. И тут снова грянули рога. Палач шагнул ближе. Колпак цвета крови скрывал его лицо, оставляя лишь прорези для глаз, но казалось, даже ему нелегко дался этот единственный шаг. Мелькнул занесенный меч. Звук рогов смолк, и в тишине отчетливо прозвучал удар – один-единственный. Толпа содрогнулась и ахнула.
– С первого раза, благодарение Миру, – громко сказал кто-то за спиной у Рольвана. – Вот помню, когда Финлуга из Дуга казнили, с третьего удара только голова отвалилась.
– Палач был не тот, – рассудительно ответил другой голос. – Этот дело знает.
– А я так мыслю, – не унимался первый, – что грехов у ей все ж таки…
Тидир поднялся с трона, и мнение праздного зеваки о грехах тидиры так и осталось не высказанным. Не глядя больше в сторону багровой фигуры, державшей на вытянутой руке отрубленную голову, владыка Лиандарса сошел с помоста. Махнул рукой, и к установленному тут специально для этой цели плоскому камню подвели коня. В нависшей над площадью тишине тидир Дейг встал одной ногой на камень, тяжело забрался в седло и поехал прочь. Оруженосцы сломали строй, с облегчением бросились к своим лошадям. Толпа расступалась перед белоснежным тидирским жеребцом и смыкалась снова за спинами его стражи.
– Конец речам, – разочарованно произнесли за спиной.
– Не выдержал, бедняга, – не отстал второй голос.
– Где ж ему выдержать! Грехов-то у ей…
Рольван вышел на освободившееся место к эшафоту. Протянул руку, и епископ благодарно оперся на нее. Ссутулился. В этот миг он казался совсем старым.
– Уйдем отсюда, отец, – сказал ему Рольван.
Вокруг снова кричали глашатаи, призывая толпу разойтись. Тело накрыли белой тканью, тут же намокшей от дождя и покрасневшей от крови. Палач куда-то исчез.
– Идем, отец, – повторил Рольван. – Ты сделал все, что был должен, теперь отдохни.
– Не все, – откликнулся епископ и расправил плечи. – Не все. Но ты прав, Рольван, остальное придется сделать тебе.
Сыну безвестного воина, одного из многих, павших за долгие годы северной войны, сироте, воспитанному при монастыре, с ранних лет предназначенному книгам и молитвам, а не воинским делам, нечего и надеяться занять место среди оруженосцев – юных спутников тидира, будущих воинов и командиров, отпрысков знатных и знаменитых родов. А если даже такое случится, если упомянутый сирота каким-то образом сподобится небывалой чести, высокого чина ему не видать. Старайся он хоть изо всех сил, будь он сколь угодно храбр и ловок, изворотлив и живуч, да что там, будь он даже самым настоящим героем, дважды за одно сражение заслонившим тидира от вражеского топора своим щитом и своим телом – все это ему придется проделывать год за годом, чтобы когда-нибудь, может быть, заслужить признание.