Шумно дыша, Соня стояла на крыльце, готовая в любой миг отразить нападение. Селяне мрачно глядели на нее, выставив перед собой свое разномастное оружие и тоже ожидая атаки. На какое-то мгновение стало тихо, и эта обманчивая тишина вдруг прервалась скрипом дверей и мягким топотом копыт.
Поверх голов Соня увидела, что хромой слуга, не глядя ни на нее, ни на столпившихся односельчан, вывел ее лошадь из конюшни и направился к воротам. Подружка скосила встревоженный глаз в сторону хозяйки и негромко заржала.
Соня встряхнула головой. Гнев потихоньку утихал, сменяясь какой-то детской обидой. Ведь она ничего не сделала этим непонятным людям! А на нее ополчилась целая деревня, и каждый готов ее убить! Гнусное место!
Кобыла снова заржала, пытаясь встать на дыбы, и Соня почувствовала, что не может больше здесь оставаться, что еще миг —– и ярость снова накатит багровой волной, заставив ее врезаться в эту молчащую толпу, и рубить, колоть, кромсать, кусаться, пока все не кончится.
Словно почувствовав эту резкую перемену в ее настроении, мужчины, глухо ворча, расступились, пропуская ее к воротам. За их спинами снова завыли и заорали женщины. В этих нестройных воплях вдруг стало различимо чье-то имя, выкрикиваемое со злорадной угрозой:
— Гартах! Гартах! Гартах!
Медленно, в любое мгновение готовая к броску, Соня спустилась с крыльца и двинулась к воротам, стараясь не упустить ни единого движения в толпе.
Вдруг сзади послышался тяжелый топот и невнятные ругательства. Девушка тут же развернулась, готовая встретить опасность лицом к лицу. То, что она увидела, в другое время заставило бы ее расхохотаться: дородный хозяин, размазывая рукавом кровь, текущую из разбитого носа, другой рукой потрясал длинным вертелом, как боевым копьем, целясь в ненавистную гостью. Собрав все силы, он-таки метнул свое оружие, вонзившееся в землю у самых Сониных ног, и кубарем покатился вниз по ступеням. Его сухопарая жена, тут же выскочив на крыльцо, бессильно погрозила кулаком и с помощью, слуг кинулась поднимать тяжелое тело своего отважного супруга, жалобно причитая.
Но Соня не стала досматривать эту сцену семейной идиллии. Отвернувшись, она быстро зашагала к воротам, грозно поглядывая на явно робевших мужчин. А женщины, успевшие выскочить на площадь, орали там истошными голосами:
— Гартах! Прокляни её! Гартах! Прокляни ее! Гартах! Гартах!!!
Шепотом призывая на головы селян всевозможные напасти, Соня подошла к воротам. Ей пришлось пару раз угрожающе взмахнуть кинжалом и выбить жаровней топорик из рук расхрабрившегося юнца, чтобы выбраться на площадь. У колодца стоял, держа за повод кобылу, хромой прислужник постоялого двора. Он единственный из всех смотрел на девушку безо всякой вражды, даже в какой-то жалостью, как смотрят взрослые на заупрямившихся детей.
Не глядя на орущих поселянок, лишь краем глаза посматривая в сторону ворот, откуда высыпали вооруженные мужчины, Соня уронила под ноги жаровню, взяла из рук слуги повод и чуть заметно улыбнулась. Улыбка получилась вымученной и горькой. Хромой ещё раз сочувственно взглянул на нее и еле слышно прошептал почти не разжимая губ:
— Скорее уезжай отсюда, не дожидайся Гартаха!
Он круто повернулся и, не оглядываясь, пошел к воротам. Подружка беспокойно прядала ушами, испуганно пританцовывая на месте. Эта визжащая толпа пугала ее, и только присутствие хозяйки сдерживало благородное животное. Соня, успокаивая, погладила ее морду, похлопала по крутой шее и хотела было уже вскочить в седло, как вдруг раздавшийся в наступившей тишине вскрик словно пригвоздил ее к месту. Лошадь тоже словно окаменела.
Странный звук, то ли крик, то ли стон, повторился снова. Люди напротив Сони расступились, и прямо перед собой девушка увидела непонятное существо, которое в равной мере могло оказаться как мужчиной, так и женщиной. Оно приближалось, взмахивая длинными рукавами бесформенного одеяния с висящими на них бубенчиками, и хрипло выкрикивало высоким ломающимся голосом:
— Хрита! Хрита мафра шул! Хрита, хрита!
Слова и голос завораживали, лишали сил. Соня почувствовала, что не может сдвинуться с места, и кобыла рядом с ней тоже застыла, как изваяние. Девушка не могла пошевелить даже пальцем, только глаза оставались подвижны и следили за каждым движением странного человека. Он приближался все ближе, и теперь уже Соня хорошо видела висящие на его шее волчьи клыки и сушеный корень мандрагоры.
«Знахарь! Знахарь и колдун!» — молнией пронеслось у нее в голове, и холодные мурашки побежали по спине девушки. Она живо помнила тот страх, что испытала у гадальщика в Керсисе, а теперь еще один колдун, здесь, в Хариффе…