Тягучая мелодия доносилась из сада, где, скрытые за ветвями раскидистых кустов, громко играли музыканты, развлекая прибывающих гостей. Сам наместник в роскошном парчовом камзоле, и узких обтягивающих ноги темно-вишневых штанах, с массивной золотой цепью на груди, в каждое звено которой был продет живой цветок, встал, приветствуя гостя — многомудрого советника Джергеса…
Здесь, на празднике Весенней Луны, пренебрегали многими из обязательных придворных церемоний, и гости чувствовали себя свободней, чем обычно. То тут, то там в уголках сада раздавались взрывы смеха, радостные возгласы. Но происходящее сейчас являлось только вступлением. Главное же, чего с таким нетерпением ожидали Соня, Югита и остальные приглашенные, должно было начаться лишь ночью, когда жрецы принесут положенные жертвы и пропоют священный гимн. Если, конечно, облака не закроют луну, суля дурные предзнаменования.
Соня никогда особенно не любила смотреть на медленные выходы жрецов во время праздничных шествий, ее раздражала их многозначительное и важность. Вот и на этот раз она с большим удовольствием улизнула бы куда-нибудь подальше, чтобы не принимать участия в торжественном жертвоприношении. Но это не Туран, где подобные выходки обычно сходили ей с рук, это — столица Хаурана, и не стоило искушать судьбу.
Толпы народа, запрудившие площадь перед храмом, громкими воплями встретили появление правителя и его придворной свиты. Огни тысяч факелов ярко освещали площадь, и полная луна, безмятежно сиявшая в небесах, казалась здесь случайной гостьей. Соня, не желая смотреть на этих людей, в восторге орущих и размахивающих своими горящими палками, стояла у самой стены, спрятавшись за спинами возбужденных гостей. Если жрецы наводили на нее тоску, то толпа вызывала в ней настоящее презрение.
Чтобы отвлечься, девушка подняла глаза к небу — луна равнодушно смотрела вниз, и ей было совершенно безразлично, что там сожгут на каком-то жертвеннике эти людишки, копошащиеся днем в жалкой суете, покупающие и продающие, размахивающие мечами или пьющие вино… И так было понятно, что ни одно облачко не появится этой ночью — яркие россыпи звезд усеяли черные небеса, а ветер стих, не тревожа листву цветущих деревьев…
Наконец, когда Соня уже устала от напряжения и ей окончательно надоело разглядывать спины придворных и задыхаться от густого аромата всевозможных притираний под гнусавое пение жрецов, народ взревел, радуясь ясной ночи и светящимися ручейками стал растекаться по улицам, чтобы пить и гулять до утра.
Сиятельный правитель и его гости вернулись во дворец, чтобы здесь, на просторных террасах и лужайках великолепного сада, тоже повеселиться вволю — ибо это был самый любимый праздник года, праздник, вслед за которым заключались счастливые браки.
Ночное пиршество началось не сразу: сначала гости разошлись в заранее приготовленные комнаты, где их ожидали слуги с ворохами причудливых одежд, головных уборов и грудами всевозможных масок. Эта забава привилась здесь совсем недавно, привезенная молодым аквилонским послом, месьором Дагритосом.
Большой щеголь и знаток придворного этикета, он пользовался при заморийском дворе огромным успехом. Югита сочла необходимым показать его Соне еще в тот раз, когда дядюшка Джергес вывез свою воспитанницу на ее первый дворцовый прием. Высокий, черноволосый, с вечной усмешкой на красивом лице, он сразу не понравился Соне. Водянисто-серые, немного навыкате глаза его, в отличие от губ, никогда не смеялись, и это несоответствие вызвало у девушки недоверие и неприязнь. Но Югита, да и многие другие девицы, были в восторге от этого вездесущего выдумщика. Похоже, он здесь находился лишь для того, чтобы изобретать все новые и новые забавы для пресыщенного двора.
Всем очень нравилась эта игра — пиршество в нелепых нарядах и уродливых масках,— и теперь вельможи радостно надевали на себя то, что казалось им самым подходящим. Грубая холстина соседствовала с сияющей парчой, великолепные плюмажи прикреплялись драгоценными пряжками к войлочным шапкам погонщиков мулов. А драгоценные ожерелья дам сверкали на домотканых платьях простолюдинок.
Югита и Соня торопливо накинули то, что подвернулось под руку: Соня выбрала длинный, почти до пят, плащ, усеянный мелкими блестками, и странный головной убор из серебристой парчи, скрывший ее пышные кудри. Не раздумывая долго, она надела небольшую белую маску с раскосыми прорезями для глаз. Теперь ее не узнала бы и родная мать.