— У тлей очень сложное развитие… Могу схему нарисовать.
Я вдруг решаю рассказать им свою теорию о тлях. Рисую. Кладу мел. Поворачиваюсь. У Веры все так же поджаты губы. Евдокия постукивает карандашом по стеклу стола. Вадим разглядывает схему.
— Откуда эта схема?
— Из Брема.
Вадим отрицательно качает головой.
— Я ее в другом виде нарисовала, чтобы можно было сравнивать.
— С чем?
Снова беру мел и под первой схемой рисую еще две. Одна изображает прямое развитие. Другая — с превращением. Сравнивая эти три схемы, можно сделать вывод: у тлей развитие с превращением.
Вадим меня поправляет:
— Вы хотели сказать — без превращения.
— Нет, с превращением, потому что хотя здесь отсутствует куколка, но здесь есть партеногенетическое яйцо.
Слово «партеногенетическое» я еле выговариваю. Когда я только начала его произносить, Вадим зажмурился, а когда кончила, открыл глаза и улыбнулся.
— И вы знаете, что такое партеногенетическое яйцо?
— Это неоплодотворенное яйцо, из которого развивается тля.
— Правильно. Только партеногенетические яйца бывают и у других беспозвоночных. Ну хорошо, а почему же вы считаете, что у тлей развитие не прямое, а с превращением?
— Потому что личинка тли с помощью «этого яйца» превращается во взрослое насекомое.
Повторить слово «партеногенетическое» я не решилась. Но Вадим все равно зажмурил глаза. Продолжаю:
— Если личинка какого-нибудь насекомого совсем не похожа на это насекомое, то для того, чтобы в него превратиться, она… ну, делается куколкой… В куколке все ее органы разрушаются, становятся жидкими, и из этой «жидкости» развиваются органы взрослого насекомого. А вот если личинка так отличается от взрослого, что никакая куколка не может помочь ей превратиться во взрослое насекомое? Тогда личинка не будет превращаться в куколку, а отложит неоплодотворенное яйцо, из которого и разовьется взрослое насекомое.
Я уже кончила свою речь, а Вадим так глаз и не открыл. Евдокия держит руку у рта: по-моему, она просто зевает. На лице Веры возмущение, и на этот раз справедливое. Я болтаю чушь. Что меня дернуло затеять эту канитель с тлями? А впрочем, не все ли мне равно? Пусть ставят двойку…
Вадим наконец открыл глаза.
— А знаете, это все очень интересно. Только я хочу разобраться, — значит, вы полагаете…
Я не понимаю, что происходит. Я перевожу взгляд с растерянного лица Веры на задумчивое лицо Евдокии, которая принялась рассматривать схемы на доске… Но, кажется, Вадим считает, что теория моя верна? Очевидно, так, если он вдруг сейчас начал разъяснять ее Вере и Евдокии. А я ведь заговорила о тлях только для того, чтобы хоть как-то протянуть время. Вадим Андреевич, кажется, что-то спрашивает меня. Знаю ли я, почему у тлей партеногенетическое яйцо откладывается несколько раз в течение одного цикла? Знаю. Стадия партеногенетического яйца используется для размножения.
Я говорю «стадия», уже подражая Вадиму Андреевичу. Я говорю «партеногенетического» — и даже не запинаюсь. Вадим Андреевич задает мне вопрос за вопросом. Мои ответы он вмиг перестраивает в строго научные. Терминология «настоящей биологии» так сложна, что я в конце концов даже уже перестаю понимать, о чем идет речь. А Вадим Андреевич продолжает ставить все новые и новые вопросы, он ставит их перед собой и передо мной одновременно. Потом он делает выводы, строит предположения. И мне начинает казаться, что мы с Вадимом Андреевичем здесь совсем одни. А Евдокия и Вера — это просто два пятна. Желтое — справа от Вадима Андреевича и синее — слева.
— Постойте. — На миг Вадим Андреевич замолкает. — Вы видели когда-нибудь личинки тлей? Ведь они очень похожи на взрослых, а вы говорите о каких-то «необычайных различиях между ними».
Я видела взрослых тлей, я видела их личинки. Вадим прав. Они действительно похожи. Но меня ничуть не смущает это обстоятельство. Мы с Вадимом Андреевичем решаем серьезную научную проблему, и нет ничего особенного в том, что у нас не все сразу идет гладко. Сейчас мы подумаем, и кому-нибудь из нас в голову обязательно придет правильное решение.
Покачнулось и приблизилось к Вадиму Андреевичу синее пятно. Вадим Андреевич улыбнулся, что-то ответил.
— Ладно, этот разговор мы продолжим в другой раз, — говорит Вадим Андреевич, уже обращаясь ко мне. — А сейчас скажите, кто же все-таки занимался изучением эволюции лошадей?
— Ковалевский.
— Правильно. Вот и расскажите нам об этом.
Вбегаю в телефонную будку. Набираю номер.
— Папа! Папа, меня оставляют в моей школе! Мне пятерку поставили. Знаешь, кто был на экзамене?.. Что?!?