Он был не из тех, кому ничего не стоит познакомиться с девушкой. Но в тот раз это произошло невольно и сразу, потому что профессор Тиле, начиная курс теории вероятностей, предложил своим слушателям объединиться попарно для практических занятий по исчислению функций. Сидящие на одной скамье, они получили одинаковые исходные данные и впредь должны были сверять свои результаты. Так завязалось их приятельство. И не понаслышке — не с чужих слов — очень скоро его сокурсница-учительница начала понимать, какой смешной промах дала ее профессиональная наблюдательность в первую минуту их знакомства.
Лекции старого Тиле были нелегким испытанием для студентов. Его отличала замысловатая манера и думать, и высказывать свои суждения. Он не говорил: «Эти величины равны». Он говорил: «Это величины, отношение которых равно единице». Его не удовлетворяли легкие доказательства теорем. Ему больше нравились сложные. Иногда он безнадежно запутывался в них, но снизойти до простых решений было не в его силах. Не многим удавалось следить за ходом его рассуждений. Юноше Нильсу это удавалось неизменно. И вскоре («по прошествии месяца», как написала она) Хельга Лунд заметила, что ее сосед мыслит совсем иначе, чем другие слушатели. Иначе, чем она сама. Она не умела объяснить, как именно «иначе», но впечатление от его превосходства было так сильно, что заставило ее подумать с тревогой: «А что же будет с экзаменами — как сдавать их, если для этого надо быть на уровне Нильса?» Но прошло еще немного времени, и тревога улеглась: стало ясно, что уровень и знаний, и мышления у восемнадцатилетнего Бора просто существенно выше требуемых и равняться на него вовсе необязательно. А прояснилось это очень наглядно: на лекциях все чаще стали возникать дискуссии — профессор Тиле и студент Бор пускались в математические споры. «Мы все с восхищением слушали их», — засвидетельствовала Хельга Лунд.
Еще она рассказала, как в свободные часы однокурсники, бывало, отправлялись позаниматься в Студентерсамфундег — Студенческое общество — напротив молчаливой громады Фруе Кирке. И когда им приходилось усаживаться там за учебник Тиле, это превращалось в такое же испытание, каким были лекции старика: «Его учебник оказывался для большинства довольно загадочной книгой». И снова: для большинства, но не для студента Бора.
В нем самом была некая загадочность.
Ничего таинственного, однако, как и в школьные годы, что-то ускользающее из-под власти норм. (Крона, в которой не 100 эре, а каким-то образом 120, и потому не совсем ясно, как с нею быть…)
Конечно, это был не стоящий внимания пустяк, что он на странный манер надевал пальто — влезал в него снизу. Но когда человек на примете, всякая мелочь в его поведении возбуждает интерес. Хельга Лунд не могла не спросить его про пальто. Он тотчас охотно объяснил, что это у него такая привычка с детства — с тех пор, как он носил матросский воротник. Вот и все — ни малейшего повода для недоумений. Правда, он не прибавил, что его младший брат в детстве носил точно такой же матросский воротник и, однако, этой угловатой привычки не приобрел. Дело было, очевидно, не в воротнике, но в чем-то другом…
Была еще одна странность: отчего-то он, в отличие от своих однокашников, не надевал традиционной черной шапочки. Мыслимо ли было представить, чтобы новичок по доброй воле пренебрегал такой великолепной привилегией студентов младших курсов! Конечно, Хельга Лунд и об этом его спросила. И он снова не отмолчался. Объяснил, что он попросту решил подождать своего младшего брата: вот как только Харальд тоже станет студентом, так они оба и наденут черные шапочки… Снова — все было ясно и все-таки удивительно.
Но за ним числились необычности — нестандартности — посущественней. Одна из них ярчайше выявилась как раз в связи с лекциями профессора Тиле.
…Много-много лет спустя, уже в собственной глубокой старости, Бор рассказывал однажды о манере старого математика громоздить ненужные сложности. Был случай, когда упрямый старик безуспешно пытался вывести одну из формул сферической геометрии с помощью мнимых чисел. Полуслепой, он битый час ползал вдоль исписанной черной доски, тщетно пытаясь свести концы с концами, пока не сдался. «Попробуйте доделать это сами, все должно выйти!» — сказал он студентам. Бор попробовал, но у него ничего не получилось. Харальд уже был студентом-математиком, и Нильс показал ему выкладки старика. Хотя Харальд привлек к делу еще одного начинающего математика, своего друга, дело с места не двинулось. Обескураженные неудачей, Харальд и его приятель пустились разыскивать прежние лекции Тиле на ту же тему, надеясь увидеть наконец заколдованный вывод. Записи они нашли, но на нужной странице их встретила фраза: «В этом месте Тиле хотел показать, что формулу можно получить с помощью мнимых чисел, но у него ничего не вышло». Юнцы с облегчением расхохотались. Нильс вместе с ними.