Стратегия поиска компромиссов с западными лидерами уступила место реструктурированию мировой системы в сотрудничестве с незападными странами, где Россия стала бы одним из лидеров. В философии внешней политики России ценности наивного либерализма 1990-х были заменены идеями реализма и этатизма (государственничества). Вакуум в идеологии внешней политики России был заполнен идеей собирания Русского мира и приоритета защиты традиционных христианских ценностей. Это развитие было более или менее неизбежным, потому что Запад считал, что Россия проиграла Холодную войну, и с самого начала проводил антироссийскую политику. Он хотел превратить Россию в полуколонию, технологически и финансово зависимую от Запада.
Запад был решительно настроен против сохранения в России политического режима, который мог сконцентрировать ресурсы в политически приоритетных областях. В 2000-х годах такая форма интеграции перестала удовлетворять Россию, и она подняла вопрос о «большой сделке», включая (среди прочего) безвизовый режим между Россией и ЕС. В середине 2000-х ЕС начал ограничивать российскому капиталу возможности для инвестиций в производство в Европе.
Противоречия между Западом, прежде всего Соединенными Штатами, и Россией достигли кульминации в 2008 году после грузино-российского конфликта, спровоцированного Атлантическими инициативами и тупиком на переговорах относительно соглашения о стратегическом сотрудничестве между Россией и ЕС. В 2009 году, после встречи на высшем уровне G20 в Лондоне, Россия пришла к выводу, что существующая финансовая и денежная система, контролируемая Западом, противоречит ее интересам. Идея интеграции с Западом была окончательно отодвинута на второй план из-за информационной войны, начатой Западом против Олимпийских игр в Сочи, Сирийского кризиса, и острого конфликта, вспыхнувшего в Украине.
Эта самая краткая схема российской версии событий. Она вызывает много вопросов. Например, беспристрастным читателям было бы интересно знать, каким образом эти две войны, в которые Россия ввязалась на протяжении последнего десятилетия — против Грузии и Украины/Крыма, защищали христианские ценности, как утверждал Кремль. Они могли бы захотеть больше узнать об «информационной войне» в связи с Зимними олимпийскими играми и о том, могло ли «собирание» быть синонимом для империализма. Но такие споры по мелочам, однако, не сильно помогут нам продвинуться в понимании доктрины, лежащей в основе российской внешней политики.
Действительно интересный аспект — хронология, или скорее хронологическая последовательность, событий. Если статья Братерского утверждает, что фундаментальное изменение в российской политике произошло в 2009 или самое позднее в 2014 году, то статья Юрия Афанасьева, опубликованная в «Perspective» в феврале 1994 года и названная «Новый российский империализм», предлагает другой хронометраж и объяснение, основанное на официальной «Военной доктрине России» 1993 года. Среди основных принципов эта доктрина упоминает сильную Россию как самого эффективного гаранта для всей территории бывшего Советского Союза; предположение об ее роли миротворца на всех территориях; обязательство защищать русских в ближнем зарубежье; противостояние расширению НАТО; и защиту российских интересов дома и за границей. Это, как говорит автор, могло быть обоснованно, но это вызвало беспокойство, потому что статья указывает, что российские интересы распространяются не только на всю территорию бывшего Советского Союза, но также и на страны бывшего «социалистического лагеря», даже если те считают, что они освободились от контроля Москвы и не имеют никакого желания возвращаться к нему.
В 1990-х Россия была не раз близка к банкротству, и ее положение не было достаточно сильным, чтобы преследовать свои цели. Она зависела от финансовой помощи Запада через Всемирный банк. Но в последующие годы, после резко увеличившегося спроса на нефть и газ, изменение в ситуации позволило Кремлю проводить более агрессивную политику. Автор также упоминает предположение, что этот план действий определялся, по крайней мере, в некоторой степени, со стороны властей чувством «потери былого величия» и страданием от комплекса неполноценности. Это голос страны, которая «чувствует себя теперь обиженной и оскорбленной, когда к ней больше не прислушиваются, как в старые времена». Короче говоря, никакой разительной перемены в 2008 или 2010 годах не было, было лишь изменение обстоятельств, позволившее России преследовать свои внешнеполитические цели.