Все это могло быть правдой, поскольку ситуация в Москве была, конечно, изменчивой. В октябре 1993 года последовала другая попытка свергнуть правительство, к тому времени возглавляемое Ельциным. Произошла десятичасовая перестрелка за овладение российским Белым домом, местонахождением правительства, и много людей было убито и ранено. Ельцин действовал решительно. За несколько часов лидеры путча были арестованы. Фронт национального спасения, который начал путч, был запрещен наряду с коммунистической партией. (Коммунистическая партия была объявлена вне закона двумя годами ранее, но Верховный суд счел это действие незаконным и отменил его: политическую партию, как он утверждал, нельзя запрещать из-за действий некоторых ее членов.)
Полная история того, что произошло в эти дни «ваучерной приватизации», еще не написана. В основе приватизации лежала первоначальная идея заставить экономику снова работать, сделать ее более продуктивной. Но надеялись также на то, чтобы привлечь зарубежных инвесторов; Россия во время этого периода присоединилась к Всемирному банку и Международному валютному фонду. Неясно, как общественность реагировала на эти стремительные и широкомасштабные новации. В апреле 1993 года правительство получило вотум доверия на референдуме, но сомнительно, что большинство населения понимало то, что происходило в стране. Собственность 130 000 средних и крупных предприятий страны перешла в руки небольшого числа людей, и началась эпоха олигархов. Рассказ Егора Гайдара, другого архитектора приватизации, об общей ситуации в это время, определенно похож на историю, рассказанную Чубайсом.
Гайдар занимал пост, позволявший ему знать правду. Он был министром экономики и финансов, и некоторое время исполнял обязанности премьер-министра Российской Федерации, уже после Горбачева. Он знал, что правительство было слабым, и что слабые правительства не могли принимать необходимые сильные меры. Он знал все, что можно было знать о постсоциалистическом кризисе, который (как он писал) был результатом долгосрочных проблем. Этот кризис коренился в социалистической модели индустриализации и глубокой дезорганизации государственных финансов, так же как в резком снижении цены на топливо. Когда Гайдар писал об этом спустя приблизительно десять лет, он вспомнил, что думал тогда, что для восстановления после краха понадобится от трех до семи лет: «Это был период преобразования: самая важная задача правительства в постсоциалистических странах на стадии роста восстановления состоит в том, чтобы создать предварительные условия для перехода от роста восстановления до инвестиционного роста, основанного на росте капиталовложений в экономику и создании новых производственных мощностей».
После Горбачева
Годы после отставки Горбачева видели много волнений, частых выборов и смен правительств, и принятие новой конституции. Егора Гайдара сменил Виктор Черномырдин. Во время этого периода произошла вовсе не такая уж незначительная война (в Чечне) и, прежде всего, распад Советского Союза. Если и была сохранена какая-никакая стабильность, то только вследствие того, что Борису Ельцину удалось стать избранным и переизбранным президентом России, и того, что он смог ограничить полномочия Думы (как теперь назывался парламент).
Горбачев первоначально привлек Ельцина в Политбюро как союзника, но их союз не длился долго; Ельцин не был командным игроком. Расхождения эти не были идеологическими. Ельцин рано научился избегать идеологии, он научился этому на примере истории своей собственной семьи, так как его собственный отец был жертвой чисток. Его репутация была репутацией босса — но, как выразился его биограф Тим Колтон, необычного босса.
Родившись на Урале, он начал свою карьеру в деревне около Свердловска, неофициальной столицы Урала. Он был человеком больших противоречий — очаровывающий, и все же очень склочный, пьяница, и человек небольшой образованности. Мы не знаем, консультировался ли он когда-либо с психиатром. Если бы он это сделал, ему, вероятно, поставили бы диагноз не просто очень импульсивного человека, но маниакально-депрессивного. По крайней мере, в одном случае он попытался совершить самоубийство (так называемое дело с ножницами), или, во всяком случае, создать впечатление, будто попытался совершить самоубийство. Он был очень честолюбив, но все же был единственным за всю историю человеком, который попытался уйти из Политбюро (дважды). В чрезвычайных ситуациях он демонстрировал большую храбрость; в других же ситуациях он колебался и даже производил впечатление трусости. Он ненавидел коммунистическую партию, даже при том, что он сделал свою карьеру в ней.