Было время, когда Россия была родиной внушительной массы религиозных мыслителей, таких как Василий Розанов и Владимир Соловьев. Великие русские писатели девятнадцатого века — Гоголь, Толстой, Достоевский — все были в большой степени увлечены религией, и не всегда к удовольствию церкви, как в случае Толстого, который был отлучен от церкви. Официальной церкви нравился Соловьев из-за центральной роли соборности (подчеркивания коллективного, а не индивидуального) в его взглядах. Но церкви не нравилось в нем влияние древнегреческих философов на его взгляды и, прежде всего, его экуменизм — поиск точек соприкосновения с католицизмом, что было анафемой в глазах церкви. (Соловьев был также открытым противником антисемитизма и опубликовал манифест против того, что он считал национальным позором. Это тоже привело его к конфликту с церковью.)
Соловьев оказал большое влияние на своих современников и на последующее поколение — не столько на богословов, сколько на философов, писателей и художников. Его история о грядущем Антихристе была мощным историколитературным эссе, рассказом о захвате мира некоей азиатской силой. Его воздействие было огромно; это был вклад в любимую русскую традиционную веру в сложные и драматические заговоры.
Евреям не повезло, что касается отношения к ним православной церкви, даже на высшем уровне интеллектуальной изысканности. Георгий Флоровский, возможно, ведущий богослов между двумя мировыми войнами, был расистом и задумывался о кастрации евреев; отношение Алексея Лосева, другого столпа православного богословия, было ненамного более терпимым.
Ведущими теологическими мыслителями следующего поколения были Сергей Булгаков и Николай Бердяев. Булгаков был радикалом в своей юности, противником самодержавия и «ложного патриотизма». Он и в будущем дистанцировался от шовинизма и других реакционных представлений, даже при том, что он действительно принимал русский национализм. Но он думал о культурном, а не о политическом национализме, в отличие от шовинизма, поддерживавшегося светскими властями. Он все еще оставался подозрительным в глазах церковных властей из-за защиты определенных неправославных религиозных доктрин (софиология).
Бердяев был религиозным мыслителем, самым известным вне Русской православной церкви. Он тоже был радикалом в своей юности, был арестован и сослан на несколько лет. Бердяев верил, что у России была миссия, которую та должна выполнить. В своей «Русской идее» он вспоминал, что русская интеллигенция был опечалена тягостным, гнетущим прошлым их страны, но, все же, их никогда не оставляла вера в то, что у их страны была историческая миссия, и наступит день, когда она скажет свое слово миру. Он не уточнял, но ссылка здесь была явно на истинное христианство. Даже Петр Чаадаев, самый серьезный критик России девятнадцатого века, верил в существование скрытых сил у русских людей, сил, которые будут, в конечном счете, освобождены.
Различия между этими религиозными мыслителями и мыслителями нынешнего поколения огромны. Это не только вопрос культурного уровня выразителей взглядов поколений или тот факт, что заявления последних по своему характеру были склонны больше к политическому, чем к духовному. Они были озабочены такими проблемами, как царская семья и те, кто служили царю, которые были убиты большевиками в 1918 году. Политическим решением Романовы были канонизированы после очевидного давления со стороны монархистов в рядах активных верующих. Хотя это убийство царской семьи, особенно детей, действительно было позорным деянием, они, все же, были убиты не из-за их религии и поэтому не могли считаться мучениками за веру. Церковным властям поэтому пришлось подумать о каких-то других оправданиях, и результат никоим образом не был убедителен.
Вообще говоря, разделение между церковью и государством фактически исчезло. Церковь осталась инструментом правительства, как в советские времена. Ее заявления по вопросам внешней политики вполне могли бы исходить (и часто исходили) от министерства иностранных дел, или генерального штаба армии или руководства полиции. Эти заявления, будь они правильны или неправильны, были вне духовной сферы. В них не было ничего специфически религиозного.