Поразительные ошибки преобладали как на Западе, так и на Востоке относительно событий, имевших место в Советском Союзе, частично потому, что все произошло так неожиданно.
В Вашингтоне и европейских столицах было огромное облегчение из-за того, что Холодная война закончилась. Если это и не интерпретировалось как конец истории, то, конечно, рассматривалось как рассвет новой мирной эры. С Россией на пути к демократии опасность войны была устранена, военные бюджеты можно было радикально уменьшить, и страны Запада могли, в конце концов, посвятить свои усилия и ресурсы вопросам внутренней политики, которыми так долго пренебрегали. Большинство наблюдателей следило за событиями в бывшем Советском Союзе со смесью доброжелательности и постоянного падения интереса. Некоторые западные наблюдатели думали, что путь России к свободе и демократии будет долгим и трудным, но это отнюдь не было мнением большинства. Даже с помощью ретроспективного взгляда трудно объяснить этот неоправданный оптимизм; учитывая прошлое и настоящее положение России, это крылось в принятии желаемого за действительное. Очень немногие рассматривали вероятность того, что потеря империи, возможно, не была концом истории и что, как довольно часто происходит в истории, будет предпринята попытка возвратить потерянное.
Нужно было вспомнить немецкий прецедент: полностью побежденная в 1918 году и бессильная Германия смогла возвратиться как великая держава всего за пятнадцать лет. Нужно было понять, что, когда возникли новые напряженные отношения, они не были вызваны Путиным и КГБ. Как и немцы в начале 1930-х, так и большинство русских хотело не только хорошей жизни, но и быть частью великой державы, если возможно — сверхдержавы. Было бы неправильно обвинять российских лидеров в том, что они держали свои истинные намерения в секрете. Были жалобы даже со стороны Горбачева и Ельцина, что от Запада ожидалось так много, и что на советские уступки не ответили взаимностью в 1990-х годах. Запад предпринял такие шаги (например, расширение НАТО на Восток), которые в Кремле рассматривались как провокация.
Некоторые из этих жалоб было трудно понять, например, относительно чисто оборонительных мер Соединенными Штатами (таких, как установка радаров и некоторых других компонентов противоракетной обороны в Восточной Европе, чтобы иметь возможность справиться с иранской угрозой). Но Запад оказался не в состоянии принять во внимание традиционные российские страхи и подозрения. Как бы то ни было, это неправда, что российские лидеры не смогли ясно дать понять свою позицию. Это было сделано, возможно, наиболее четко в некоторых речах Путина. Но примерно до 2003 года ключевыми словами, что касалось американо-российских отношений, были дружба, сотрудничество, взаимные обязательства, свободная повестка дня, равновесие, двустороннее, прагматичное и так далее.
Люди в Москве ожидали помощь от Запада, но не было ясно, как Запад мог бы помочь, кроме поддержки Всемирного банка. Но также было подозрение, что Запад, мол, воспользовался в своих интересах слабостью России. Некоторые пошли дальше и выражали убеждение, что и падение Советского Союза было спланировано западным империализмом. Западофобия (страх перед Западом) стремительно возросла в России. Существовала укоренившаяся убежденность, что любая инициатива, которая была хороша для Запада, обязательно должна была быть вредной для России и поэтому должна была быть отклонена. Крайне правые, возникшие как сила, с которой надо было считаться в Москве, молились о возобновлении Холодной войны. Россия не раз стояла перед банкротством в 1990-х годах, и экономика рухнула бы, если бы не западная финансовая помощь. Но этот факт редко упоминался, если вообще когда-либо упоминался российскими лидерами.