Путник молча пожал жесткую, как лопата, руку казака и вскочил в седло. Конь, едва почуяв в седле хозяина, взял с места в карьер. Через несколько секунд Путник был уже в сотне метров от штаба.
Ростов он помнил плохо. Бывал несколько раз с отцом, когда на Нахичеванский рынок по осени урожай привозили на продажу. Да перед самой отправкой в войска приезжали справу казачью купить. Но дорогу домой Путник помнил и решил скакать к выезду из города, чтобы перейти Дон и степями уйти к своему хутору…
Это был центр города. Люди, повозки, походные колонны пехоты… Орлик то и дело сбивался с рыси на шаг, чтобы обойти новое препятствие. И вдруг сзади раздались выстрелы…
Путник оглянулся: вслед за ним скакали трое верховых во главе со знакомым урядником. Он и стрелял, привстав в стременах, и двумя руками сжимая «наган».
Путник низко пригнулся к шее коня и, гикнув, направил его в узкий проход между каким-то, вяло плетущимся по брусчатке обозом, и колонной пехоты, думая, что здесь урядник не будет стрелять, рискуя попасть в случайных людей.
Не тут-то было! Урядник, видимо, перенес тяжелую контузию, либо был травлен газами на германской войне, потому что выстрелы не прекращались. На возу заорала какая-то баба, и путник увидел, как она схватилась за руку. Возница стал придерживать лошадей, и его телега наискось перекрыла дорогу. Поняв, что его добыча уходит, урядник сдернул с плеча карабин и, быстро поймав в прицел спину путника, плавно нажал на спуск. Прогремел выстрел, и в этот момент казак Мажаров, как бы случайно, налетел на него своим конем, сбив руку.
Путника мощная, тяжелая пуля, пробившая насквозь левое плечо, едва не вышибла из седла. Он с трудом удержал равновесие, но, слава Богу, впереди был поворот и спуск к Дону. Проскакав галопом через мост, Путник направил коня к реке в камыши, чтоб осмотреть и обработать рану. Спустившись к реке, он разделся до пояса и увидел, что вся рука залита кровью, которая крупными тяжелыми каплями капала на землю. «Вот же, сука, сосуд пробил» - подумал он и из седельной сумки стал доставать медикаменты. Намочив в реке чистую тряпицу, он обмыл руку и насухо вытер ее. Намотав на длинную стальную спицу комок ваты, он окунул его в склянку со спиртом, и прижег рану, проткнув ее спицей насквозь. Обмыв спиртом края раны, Путник наскоблил кончиком ножа оленьего жира, смешанного с солью, и бросил в кружку. Туда же мелко покрошил половинку луковицы. Затем все это растер рукоятью ножа, пока не получилась однородная мазь. Скатав из полученной мази два шарика величиной с грецкий орех, он заложил их внутрь раны с обеих сторон. Туго забинтовав рану, которая сразу же начала саднить и дергать: мазь вытягивала грязь из раны, Путник шагнул к коню, но идти не смог. От потери крови его слегка мутило и слабостью наливались члены. Он решил проскакать еще десяток верст, и лишь потом заварить китайский чай, который бодрил и придавал силы.
На всякий случай он достал из вьюка второй револьвер и зарядил его. Одевшись и засунув револьверы за пояс, Путник подошел к Орлику. Умный конь, видя состояние хозяина, припал на передние колени, и Путник легко сел в седло. Для левой руки, чтобы не тревожить ее в пути, путник сделал косынку, перебросив ее через плечо. Уложив руку в удобное ложе, Путник тронул узду, и Орлик одним махом вынес седока на высокий берег…
Где они нос к носу столкнулись все с теми же казаками – урядником и двумя его сопровождающими…
Глава 5
- Гы-гы-гы! – осклабился в нехорошей ухмылке урядник. – Ты что, хорунжий, думал от меня, от пластуна уйти? Не-е, братушка, тута ты маху дал! От меня не уйдешь! Я ить сразу понял, что к Дону пойдешь, собака!
- Слушай, урядник, ты же казак! - ответил Путник, кривясь от боли и наплывающей слабости. – Что ж ты куражишься над своим же братом – казаком? Али креста на тебе нету?
- А ты чего деру дал, краснопузый? Думал, проведешь меня? Да я сразу понял, что ты шпиен красных! С-сука!
- Урядник, - Путнику становилось все хуже – слишком много крови он потерял в скачке. – У меня кинжал есть дамасской стали. Очень старый кинжал, хорошей работы, в золоте и каменьях драгоценных. Давай, я отдам тебе кинжал и пойду до дому.
Урядник вдруг захохотал, откинувшись в седле.
- Да ты что, ты что, придурок? - давясь хохотом, урядник уставил в него палец. - Вапче с башкой не дружишь? Ты кто есть? Ты в военное время оказал сопротивление военному патрулю при исполнении обязанностей военной службы! Казак, несущий службу в патруле, в таком случае что делает, знаешь? При-ме-ня-ет о-ру-жи-е… Я тебя сейчас просто шлепну и заберу и твово коня и все, что у тебя во вьюках твоих натарено с походов …
- Да ты что, Семеныч, уймись! - зло сказал казак Мажаров. – С ума, что ль сошел? Свово брата – казака, офицера, из – за коня, да добра его кончишь?
- И кончу! – заорал урядник, разворачиваясь в седле к Мажарову. – И тебя кончу, гнида! Ты думаешь, я не понял, что ты специально конем меня столкнул, когда я в этого краснопузого стрелял? Да если бы не ты, мы бы уже спокойно его добро дербанили, а коня бы полковнику подарили! Вот и было бы нам по службе послабление. Глядишь, и на Новочеркасск бы во втором эшелоне пошли, а не в первые цепи - со штрафниками вместе…
- Да ты просто бандит, а не казак! – Путник, пока урядник орал на Мажарова, достал из-за пояса револьвер и держал его в опущенной руке. – Ты забери все, что я добыл в чужих краях, коли совести нет у тебя. Коня, вот только, я тебе не отдам. Ни за что! Он мне брат. Не то, что ты – мерзавец конченный.
- Да ты, сука, сука, - урядник лихорадочно задергал кобуру револьвера, - Да я тебя…
Путник спокойно поднял руку, и направил револьвер в лоб урядника.
- Ну, продолжай, господин урядник. Что ты меня? В задницу расцелуешь?
Урядник побледнел, враз осунувшись. Челюсть его отвисла, обнажив ряд желтых, прокуренных зубов.
- Что замолк, герой? Или ты герой только против безоружных, да раненых? Мразь ты, урядник! Мразь!
- П-п-простите, Христа ради, господин, хорунжий… - залепетал урядник. – Бес попутал, не иначе. В бою – то я нормальный казак, вот хочь у хлопцев спросите…
- Да, дерьмо ты и в бою, - перебил его казак Мажаров. – Вечно за чужими спинами прячешься.
- Помилуйте, господин хорунжий, - урядник сполз с коня и на коленях засеменил к Орлику. – Не погубите душу християнскую, не дайте позорной смертью помереть…
- Тьфу, бля, - сплюнул презрительно Мажаров. – Да умри ты достойно, коль жить достойно не мог!
И, выдернув из-за голенища сапога германский штык – тесак, ловко метнул его в спину урядника.
Тяжелая золингеновская сталь с глухим стуком пропорола изношенную ткань гимнастерки и, почти по рукоять вошла уряднику меж лопаток. Тело распласталось по земле, раскинув руки.
- А тебе не надо было об его мараться, хорунжий, - глухо сказал Мажаров. – Не стоит он того. Дрянной был человечишко, и казак - вопче никудышний. И не переживай. Он бы все равно тебя убил. Он едва завидел тебя, сказал: «Гляди, Мажаров, вот и пожива наша идет. Конек-то арабских кровей. Да и во вьюках, видать, есть чего хапнуть». Так что, иди с Богом, хорунжий! Мы тут как – нибудь без тебя разберемся с телом.
- Храни вас Господь, братцы! – сказал Путник и тронул поводья. – Даст Бог, свидимся еще по хорошему поводу, да по чарке горилки выпьем за славу казачью.
- Да-а, - протянул казак Мажаров. – Иде она, слава – то? Со своими братами – казаками бьемся! Они за вольный Дон, и мы – за вольный Дон. Сколь уже казацкой кровушки пролито за Дон, а он течет себе… Так что, брат ты мой, господин хорунжий, слава казачья, а жизнь наша – собачья…. Иди себе с Богом….