В хате стали скромно смеяться все присутствующие.
- Это он батя, думает что мы старые и верующие от того и староверы, - сказал Глеб улыбаясь.
- Сам знаю, что он думает, не шуми, не встревай в разговор, пока отец слово держит, - сердито отдёрнул сына отец.
- Прости батя, - понурив голову пробасил детина.
- Значит мы староверы, говоришь. А ведь это от твоего недоразумения душа в потёмки залезла. Вера вечна, она одна, Бог же один и другого быть не может. Так?
- Так, - согласился обескураженный Сашка. - Но... - хотел было продолжить он.
- Я не договорил. Что значит веровать по-новому и по-старому? Бог неизменен и вера не может быть новой или старой, она как есть так и есть. Понял?
- Ну-у, не совсем.
- Батя, а может всё же его вытолкнуть за ворота, - вновь произнёс Поликарп.
- Угомонись, сынку. Это ему бисово отродье не даёт уразуметь истину. Ну ты лопай - лопай, налегай на картошечку. Мы с тобой еще побеседуем.
Вдруг, в окне снова объявился сухощавый старичок и как прежде начал манить нас на улицу.
- Вот окаянный, неугомонный. Чур, меня, - перекрестившись, старушка занавесила окошки.
Александр заметил, как все трижды перекрестились. Было настолько неловко, что гость сам перекрестил себя раз.
- И всё же кто это? - Не удержался Сашка.
- Брат мой, - ответил старик, поднимаясь из-за стола. - Ну всё, будет, спать пора. Прасковья постели ему в сенях. Глафира со стола убери.
Всю ночь думки одолевали голову путника. Почему родного брата дед Иван не пускает к себе в дом и зачем этот старичок зовет всех на улицу? Проснулся Александр от толчка в ногу.
- Вставай, лентяй, бока все отлежал, - сказал Поликарп стоя над ним и сверлил полусонного пронзительным взглядом, - батя зовет.
- Сколько времени? Я же совсем не спал.
- Почти шесть. Все уже на ногах, один ты разлёживаешься.
- С ума сойти. Почти шесть, и это называется христианское гостеприимство.
- Не бурчи, вставай, иди за стол.
Александр прошёл в хату и увидел за столом деда Ивана поглощающего жареную рыбу.
- Ну и жара в доме, я так и не смог уснуть. А запах гари вы не чувствуете?
- Это от печи всё, не волновайся. Всё что должно было сгореть, давно уже сгорело. Лопай рыбку.
- А где все?
- По хозяйству управляются. А ты как думал? Ишь? - С ухмылкой произнес дед. Ну так ты мне расскажешь во что ты веруешь?
- В Бога, наверно, - запихивая картошку в рот, сказал Сашка.
Дед аж рыбу в сторону отложил от такого ответа.
- Как наверно? Это как?
- Да не знаю я. Я его не видел, как могу в Него верить. Думаю, где-то что-то есть в космосе.
- Святые угодники, - дед Иван отложил рыбу в сторону, вытер руки, губы об тряпицу и посмотрел пристально на пришельца. - Ведь ты даже, когда говоришь про Бога, не перестаёшь жевать. Как ты можешь узреть Его? Душа у тебя черна как ночь. Ведь вера у человека не от видения очами, а от духовного прозрения, а иначе это была бы не вера, а знание ума нашего суетного. Космос, ой куда тебя понесло паря. Ты под носом у себя не видишь что творится, а молвишь о космосе. Дитя ты ещё неразумное, - после этих слов дед опустил понуро голову.
Я чувствовал, что за занавесками в окне стоит старичок, меня распирало желание увидеть его. Я не удержался и отдернул шторки, перед моими глазами стоял всё тот же с болезненным лицом старче. Он умоляющий смотрел на меня и звал к себе. Моё любопытство и чувство сострадания преодолело все мои страхи, я выбежал на улицу, открыл ворота, бросится к окнам, но никого не увидел. Побежал к дороге, крикнул его, но ни звука вокруг, лишь рассеивающаяся тьма и пустое пространство. Обернувшись, я направилась назад в дом, но от увиденного у меня волосы встали дыбом, а по всему телу побежали мурашки. На месте дома, из которого я только что выбежал, стоял сгоревший почти дотла сруб, обгорелая печная труба торчала в его центре. Страх объял меня до костей.
Позже я узнал, что это семья Акиньфьевых староверов в 1918 году сожгла себя в собственном доме. Один дед Лука с больным зубом, отказался сгореть со всеми, а подчинился новой власти. Говорят, что он так и умер от зубной боли.