Под ногами дрогнула земля, а уши заложило от близкого грохота. Горячий воздух мягко толкнул Анюту в грудь. Она не удержалась и шлёпнулась. Мелкие колючки на вьющейся сетке кустов джинсовую ткань проколоть не смогли, зато в ладошку впились во множестве. Девочка, не отводя глаз от чёрного земляного пятна впереди, поднесла ладонь ко рту и стала машинально выкусывать колючки из кожи — они не столько болели, сколько раздражали.
Получилось. Она ударила не в самого колдуна, а перед ним.
Взрыв — был. Её взрыв. Колдун не смог бы и не захотел бы так близко к себе что-либо взорвать.
И взрыв подействовал. Колдун уходил, и вслед за ним уходил лесной пожар. Колдун забирал его с собой. Или огонь не хотел оставаться без него.
"Это, наверное, такой страшный сон, — вяло подумала Анюта, пока на четвереньках передвигалась к своему защитнику, — такой яркий, что я всё чувствую, но проснуться не могу. А вдруг он умер?"
Она неуверенно протянула руку и дотронулась до шеи лежащего. Где-то здесь, сказал Мишка, ищут пульс. А у такого зверя, как защитник, вообще пульс бывает? Шея тёплая, и живое тепло немного успокоило Анюту, а затем под её пальцами едва ощутимо и мягко что-то толкнулось. Пульс? Девочка подождала следующего мягкого толчка, после чего ею овладела безучастная усталость. Она легла, прижавшись к тёплой чешуйчатой спине защитника, и — не уснула, а медленно перешла в зыбкое состояние на грани сна и яви. А может, уснула…
И ей приснилось, что её защитник шевельнулся и всё-таки поднялся. Наверное, он и правда поднялся, потому что девочке стало холодно, и она сжалась в клубочек, обхватила плечи ладошками. Чтобы согреться. А защитник стоял над нею, и Анюта, тяжело разлепляя веки, смутно видела, какой он большой.
Потом ей приснились две тени. Они возникли из деревьев и стали тенями, потому что на небе появилась огромная луна. Красная и помятая, как старая мамина любимая сковорода, она светила достаточно, чтобы защитник начал поблёскивать чешуёй, а тени превратились в двух серых драконов, которые раньше были сопровождением.
Потом начался настоящий сон. Защитник уселся на шею одного из драконов, а второй дракон передал ему Анюту. Потревоженной девочке не хотелось, чтобы сон продолжался, и она плаксиво — сил всё же хватило удивиться: я плакса? — забормотала: "Не надо… Я домой хочу…" Но тёплые руки обняли её, она — привалилась к горячей чешуйчатой груди — и заснула крепко. И даже прохладный ветер высокого неба не разбудил её.
В её сне множество людей двигалось, разговаривало, а она сидела в папином кресле, чувствовала папину руку на своём плече, и ей было уютно под это тяжёлой ласковой рукой.
Девочка проснулась вдруг и сразу.
Они снова были в лесу. Стояли. Никто не удивился, когда Анюта, всё ещё на руках защитника, открыла глаза и стала внимательно рассматривать всё попадавшееся в её поле зрения. А рассматривать есть что. Стояли в лесу — перед едва заметной дверью, спустившись к ней почти как в яму. Вокруг суетилось несколько человек. Анюта заглянула за плечо защитника, увидела двух мужчин. "А, это драконы, которые с нами летели", — безо всякого удивления решила она. Трое открывали дверь, очень тяжёлую и тугую. Кто-то накинул на плечи защитника плащ и расправил так, чтобы он укрывал и плечи Анюты. Здесь и правда было попрохладней, может, оттого что чувствовалась сырость, и девочка зябко потянула краешек плаща на себя. Защитник шевельнулся. Анюта взглянула на него. В свете факелов, принесённых незнакомцами, она рассмотрела крепкий рот со смешливыми морщинками по краям и странно ласковые глаза.
— Замёрзла, сестричка?
— Ты кто?
— Потом разберёмся, — пообещал защитник, — в более подходящем месте. Угу?
— Угу. Я не сплю?
— Нет. Тебе не страшно?
— Я есть хочу.
— Это хорошо. Я тоже хочу. Потерпим чуток, сестричка, ладно?
— Меня зовут Анюта.
— Тебе не нравится, что я называю тебя сестричкой?
Анюта подумала и решила — нравится. В "сестричке" есть что-то весёлое и лёгкое, "сестричку" нельзя обижать или ругать. "Сестричкой" быть хорошо.
— Ладно. Называй. А мне как тебя звать?
— Меня — Юлий.
— Здорово! Ты, наверное, родился в июле.
— Как ты догадалась?
— Я не такая маленькая, как выгляжу, — с достоинством сказала Анюта, — а ещё у нас в классе есть мальчик, он родился второго августа, и мама назвала его Ильёй. Куда мы идём?
— Ко мне в гости.
От собственных вопросов Анюта устала больше, чем думала. Она замолчала, чувствуя своё тяжёлое лицо, неповоротливые губы и болезненно-сухие глаза. Девочка ещё глубже спряталась под плащ и попыталась задремать, прижавшись к горячему плечу Юлия. Некоторое время она вяло думала обо всех превращениях Морды от ящера до человека. Потом вспомнилось — очень нехотя, как она, Анюта, приветствовала Морду на пороге своей комнаты — выбросив вперёд длинный узкий язык. Мелькнула смутная мысль: "Вот почему он называет меня сестричкой… И всё-таки я сплю… Ой, всего не увижу!"
Подстёгнутая догадкой, что возможности больше не представится — рассмотреть мир, который сон не сон, явь не явь; в котором она плевалась огнём, как заправский дракон, девочка высунула из-под плаща встрёпанную головку движением, вызвавшим у Юлия улыбку: так котёнок таращится на мир вокруг из-под материнской лапы.
Дверь открыли — отволокли в сторону, и она грузно отъехала после отчаянного сопротивления. Изнутри, из сгущённой тьмы, пахнуло сыростью и горелым.
Анюта чуть отодвинулась от защитника и, высвободив руку, обняла его за шею. Теперь, чтобы их разъединить, потребуется приложить очень большое усилие.
— Не бойся. Сейчас будет темно, но впереди пойдут факельщики.
— Я бояться не буду, — пообещала девочка. — Только вот, Юлий, я думаю про одну вещь, и мне кажется…
— И что тебе кажется?
— Я, наверное, всё-таки сплю.
— Тебе так легче?
— Мне так лучше. Ведь есть всякие лунатики, всякие наркоманы, у которых сон другой. Вот и у меня тоже мой другой сон.
— Анюта…
— Что?
— Ты молодец, сестричка. Умничка. Ну, в путь?
— В путь.
Внешне землянка-засыпушка — так, насыпали за дверью холмик, замешенный на листьях и ветвях, — неприметное убежище прятало вход в сухую каменную пещеру. Сыростью пахло лишь на пороге. Неведомой ручищей от порога вниз разложены ступенями огромные валуны. Не темноты приходилось бояться здесь, а мечущихся по стенам огней, когда факельщики запрыгали с глыбы на глыбу. Вскоре движение упорядочилось: валуны стали мельче. Прихрамывающий Юлий зашагал увереннее в ровном свете пылающих факелов.
"Другой" сон оказался очень таинственным. Анюта время от времени пряталась под плащом Юлия, замёрзнув, но долго не выдерживала и высовывала наружу любопытный нос. Хотелось идти самостоятельно, но девочка понимала, что будет сильно отставать от новых знакомцев. Возможно, из вежливости они будут её дожидаться… Но не вечно же длится спуск? Где-то же будет остановка и место поинтереснее гигантской каменной лестницы!
— Юлий, — зашептала Анюта на ухо защитнику, страшась, что голос погромче станет гулко разносится по пещере, — эта дорога похожа на ту дорогу через зеркало… Ну, ту самую, по которой звери бежали.
— Похожа? Та ровная — здесь камни. Там звери — здесь пусто.
— Обе ведут из одного мира в другой. Мы ведь к тебе в гости идём?
— В гости. В общем, ты права. Сходство есть. Но то же самое можно сказать о любой дороге. Они все ведут из одного мира в другой. А ещё можно сказать, что и всякая дорога — отдельный мир со своими обитателями, со своими законами.
Очарованная словами Юлия, Анюта представила себе многоэтажку, в которой живёт: дом — отдельное государство со многими республиками, газоны и дорожки у подъездов — обособленные миры, а сам подъезд!.. А вокруг этой многоэтажки — дороги, и все они переправляют людей куда-нибудь: вышел на дорогу — обязательно куда-нибудь пойдёшь.