Информацию о проделке Романа окружил хор причитаний на манер Игнатия, хором же комментировались настойчивые попытки напарника Леона доказать, что он имеет те же способности и возможности, что и командир. На эти комментарии Роман отмалчивался вглухую.
Вскоре взрыв негодования выдохся.
И уже спокойно Володька втолковывал Роману:
— Прекрати ты эту соревновательность. Каждый из нас по–своему хорош — об этом нам твердили психологи — помнишь ведь. И у каждого из нас есть своя иллюзия, что мы можем больше, чем умеем. Ну, потренируйся ты в спокойной обстановке! А то сажаешь себя в падающий самолёт — тут бы парашют искать надо, а ты пульт увидел — ой, какие кнопочки, пальчиком ткну туда–сюда — что будет? Эх, Ромыч, пацаньи замашки как были у тебя, так и остались.
— Слишком много чести для него — тратить на него время, — вздохнул Игнатий. — Давай рассказывай. Хоть что‑нибудь из уподобления вышло? Узнал что‑нибудь?
— Не успел.
Брис снова не удержался, фыркнул.
Но посмеяться ему не дали. Рашид сказал:
— Кстати, о времени и о месте… Ребята, вам не кажется, мы здесь сидим слишком близко…
Ураган взорвался мгновенно.
Последнее слово Рашид выговаривал, видимо, по инерции. Леон среагировал на обрушенный ужас секундой позже, потому что всю эту самую секунду заворожённо следил, как тонкие губы Рашида ещё шевелятся, а сам он вскакивает, смазанным из‑за скорости движением выхватывает пулемёт.
И — всё забегало, зарычало загрохотало!
«… близко…» Обыкновенный асфальт пропал: из невидимого простому глазу «колодца» выбухла содрогающаяся от собственной бескостной необъятности масса. На ней быстро и жадно подёргивались, внюхиваясь в воздух, морщинистые присоски. Масса тяжело плюхнулась в сторону — и Леон невольно шарахнулся, инстинктивно ожидая, что «блинчик» разлетится вдребезги, то есть в брызги. Но тот уцелел, надулся парусом–блином на стреляющих в него людей. Оказывается, «блинчик» прыгнул в сторону, освобождая выход следующей твари.
Следовало поторопиться. «Блинчики» выпрыгивали из своей сковородки один за другим. Когда Леон спохватился и начал стрелять, их стало уже штук пять. Каждая туша вначале колыхалась, потом твердела в парус и вот так, на всех парах, мчалась на врага.
Леону повезло — хотя какое здесь везенье: парни моментально оттеснили его за спины, и некоторое время — те же секунды! — он оставался лишь наблюдателем.
Сдох на полуслове–полуочереди пулемёт Романа. Парень отшвырнул его и на ближайший «блинчик» ринулся с мечом. Тварь едва не накрыла его собой. В форме паруса она была необычайно пластична и подвижна. Леон рванулся к Роману, ещё не представляя, что будет делать.
Под жуткой плоскостью, точно под громадным опадающим листом, голова Романа уже скрылась, когда под ноги ему нырнул Игнатий и, упав, вскинул ствол гранатомёта. Всё вместе: Игнатий провёл захват ногами и выкатился из‑под «блинчика» с Романом в обнимку, чудом не угодив под его меч; вылетевшая из оружия граната пробила тело твари и взорвалась под нею, растрепав «блинчика» в ошметья, — так вот, всё это заняло, наверное, не более двух–трёх секунд. Потом Игнатий сунул под нос Романа кулак и заорал:
— Ещё помашешь своим ножичком!..
И побежал к доку Никите, который методично расстреливал наполовину вылезшую из «колодца» и не успевшую оформиться тварь, видимо, рассчитывая, что она свалится назад, на голову той, которая должна вылезти следующей.
Пробегая мимо Бриса, который пританцовывал вокруг нависающей над ним твари (она ещё дёргалась, изображая курицу, клюющую зерно, — зерном, разумеется, был Брис), Игнатий небрежно — да я так, погулять вышел! — выпустил гранату в некое место на сплошном теле «блинчика», мимолётно обозначившемся как наподобие головы. Туша смачно грохнулась — Брис успел отскочить, и горячий край «блинчика» шлёпнул по его руке. Тварь сразу начала таять — горячий ли от солнца асфальт подействовал, природа ли состава «блинчика» такова, а освободившийся Брис помчался к Володьке.
Леон присоединился к ним, рассудив, что сейчас лучше повторять их действия, чем стоять столбом в стороне.
Рассмотреть анатомию «блинчиков» в подробностях не удавалось. Приходилось стрелять наобум, о чём все страшно жалели. Пока достреляешься до жизненно важного для «блинчика» органа — и патроны зря потратишь, и время изведёшь, и «блинчик» может исхитриться до тебя добраться‑таки.