— Не вставай! Народ! Кому шмоток не жалко? Человеку ноги перевязать!
Их окружили. Кто‑то пожертвовал майку, кто‑то предложил нож, нашлась даже старинная солдатская фляжка с водкой. Леону дали глотнуть, глядя, как он дрожит от озноба в душноватой — предгрозовой? — ночи. Остальное потратили как антисептик на его разодранные ступни, которые «самаритянин», оказавшийся студентом медучилища, профессионально перевязал нарезанными из майки лоскутами.
Прослышав о бедолаге, босоногим пробежавшим столько, что стёр ноги до крови, многие любопытствовали:
— Кореш, а ты правда в «третий лишний» сыграл?
— Верняк! До ботинок ли было? Небось, с балкона сиганул!
Леон неловко улыбался. Ответа от него не ждали. Просто обсуждали анекдотически тривиальную историю и вопросами на свой лад сочувствовали ему.
«Самаритянин» разогнулся от ног Леона.
— Мы здесь с час пробудем, пока все не соберутся. Хочешь — домой довезу.
Леон дёрнул плечами назад — холодный пот заструился по позвоночнику… Кажется, думать он сейчас не в состоянии. Домой. Куда это — домой? Он с трудом сосредоточился на предложении, и его бесшабашная память сверкнула вдруг кадром вчерашних городских новостей — бомжи под мостом.
— Кинотеатр «Юность», — наконец сказал он. — Я буду очень благодарен, если ты довезёшь до этой остановки.
— Недалеко. Поехали.
И снова дорога с редкими машинами навстречу, снова ищущий луч по серому асфальту.
Леон осторожно планировал будущее. От остановки к городскому мосту — только перекрёсток перейти да спуститься к набережной. Ну, хорошо. Переночует он под мостом. А дальше как жить? Возвращаться к семье? Предупреждения карнавальных масок подтверждено явлением странной твари. Кстати, а живая ли она? Может, искусственная? И с чего он решил, что преследователь уничтожен? А вдруг ищет его, Леона, оборванный след?.. Он вспомнил скучающие глаза жены, жизнерадостные — Андрюхи, вопросительные — Мишки. Затмевая предыдущие образы, внимательно взглянули на него синие глаза дочери…
— … Кинотеатр. Куда дальше?
Леон вздрогнул. Мотоцикл стоял. «Самаритянин», обернувшись, ждал ответа.
— Дальше я сам. Спасибо тебе.
Мотоциклист помог перекинуть затёкшую ногу и некоторое время стоял рядом, желая убедиться, что Леон может двигаться самостоятельно. Мягкие тряпки на ногах снимали ощущение жёсткого вторжения дороги в разорванную кожу. Леон медленно и осторожно зашагал от остановки… Рыкнул мотоцикл за спиной. «Самаритянин» приподнял щиток на шлеме и почти безразлично спросил:
— Слышь, мужик… Ты и тот взрыв… Ты не от него бежал?
— К–какой… взрыв? — сумел выговорить Леон.
— Ладно, не переживай! Всё хоккей будет!
«Самаритянин» умчался.
Леон смотрел ему вслед и чувствовал себя стеклянным стаканом, по которому ни с того ни с его врезали молотком…
Мелькающая точка скоро влилась во мрак, и Леон машинально принялся за выполнение первого этапа своего плана. Он неуклюже проковылял через перекрёсток, вновь облившись холодным потом: очень уж открытое пространство. Не удержался — жалобно заскулил, когда всей тяжестью навалился на ногу, не увидев в темноте, что одна ступень лестницы отстоит от предыдущей слишком низко.
Перил нет. Он спускался в густую тьму — внизу сам мост отбрасывал тень. Вскоре он потерял из виду очертания лестницы и остановился перевести дыхание. Это он так думал — перевести дыхание, хотя на самом деле очень боялся. Поэтому и вынудил себя думать, кто сможет ему помочь. «Фёдор! Он мой коллега… Он должен знать об опасности, грозящей мне. Но… Военная разведка и что‑то ирреальное?..»
Мысли внезапно перебил надменный голос: «Фёдор? Помочь? Да он только подозревает, кто ты и чем занимался! Именно Фёдор и подставил тебя своим зеркалом. Да только поспешил… Людей насмешил… Ох, как смешно‑то, особенно тебе…»
Что‑то очень знакомое почудилось Леону в голосе. Он машинально поднял глаза кверху. Вовсе не звёздное небо хотел разглядеть. Привычка такая: надо что‑то вспомнить — глаза к небесам. Но сейчас небо легко и снисходительно к столь малой живности, как человек, поймало его взгляд на рассыпанные по собственной бездне блестящие приманки. И Леон подчинился, замер в собственной чёрной пропасти речного спуска к беспамятству. И чем дольше смотрел на звёзды, тем отчётливее понимал, что они утешают… «Может, в прошлом я был звездочётом?» — с невольной иронией подумал он, нащупывая следующую ступеньку, — после созерцания блистающего неба глаза слепли в чёрной гуще.
Под мостом он разглядел тусклый свет — так, пятно, чуть светлее окружающей тьмы. Чутьём бывшего бомжа он угадал картонные коробки с широкой клейкой лентой и следующий шаг сделал, понимая, что шагает в беспамятство.