Док Никита мальчишески улыбнулся и передал часть стены. Невольно поддавшись лёгкости его движения — будто воздушный шар передал! — Леон едва не выпустил увесистый груз из рук.
— В первоначальной своей ипостаси ты был человеком нетерпеливым и несдержанным, — сказал док Никита. — Чуть что — взрыв, гром, молния! А звание величайшего требует быть весьма и весьма осторожным.
— Из‑за эмоций? Жизнь по принципу «семь раз отмерь — один раз отрежь»? А если я на кого‑то злился? Невольно причинял этому человеку зло? Так?
— Леон, ты опять‑таки отталкиваешься от привычного, грубовато–сказочного значения слова «колдун». А ведь тебе уже объясняли, что этим словом мы просто сразу пытались сказать о твоей сущности. Ты не колдун в обычном смысле этого слова. На земле, среди обывателей, ты бы заслужил это звание, вздумай применить свои способности. Здесь, в другой реальности, ты человек с уникальным даром, который в тебе осторожно открыли и развили. На академических курсах наши корифеи вели тебя от знания к умению, и ты быстро обрастал навыками по предмету. Например, после третьего курса ты стал «Магистром Зелёного плаща», а потом… В общем, семилетний курс обучения ты закончил за три года. Опять‑таки уникальный случай. Тебе дали год отдыха, но ты вернулся через несколько месяцев, проработал в университете месяц как магистр, а следующие два года провёл в камере–одиночке.
— Что?!
— Ты сам упросил стариков об этом. Выяснилась одна очень неприятная вещь. Твои способности настолько стали частью самого тебя, что понадобился жесточайший контроль за всеми твоими сознательными и несознательными желаниями и эмоциями. А что такое человек, как не постоянно и разнообразно действующая эмоция? В университете тебя вели по строго обозначенному маршруту, и срывы воспринимались как мелкие шалости. А в естественных условиях? Человек захотел пить — он чувствует на языке сладость и прохладу воды. Захотел пить ты — рядом с тобой взорвутся все резервуары, природные и искусственные. А ведь ты ещё не думал где найти воду. Пример ясен?
— Ясен. Два года в одиночке…
— … ничего не дали. Себя ты укротить не смог. Зато преобразовал своё поле… Ох, прости, Леон заговорился. Итак, зато ты наложил на себя заклинание «предохранителя». Такого в практике университета ещё не было, поскольку его ты придумал сам. Из личной необходимости. С этим заклинанием ты смог снова жить так, как хотел, и никому не навредить.
— Заклинание «предохранитель»? Пистолет ставят на предохранитель, чтобы нечаянно не нажать.
— Всё правильно. Другим студентам такое заклинание не требовалось, поскольку им нужно было определённое напряжение, чтобы выполнить своё желание. Кстати, многие преподаватели считали, что камера–одиночка пошла тебе на пользу, раз ты додумался до «предохранителя» и нашёл в себе силы им воспользоваться. Они решили, что характер твой изменился. И зря.
— А как действовал «предохранитель»?
— Система жёсткого блокирования. Программа запретов и целесообразностей. Ты сознательно спустил себя до нашего уровня. Некоторые преподаватели были недовольны. Их тоже можно понять. Ты пошёл по лёгкому пути: изменил не себя, а условия вокруг себя. Но я считаю, ты всё же изменился — чуть–чуть. Не каждому дана воля скрутить себя в кулак и держать под собственным, пусть и искусственным контролем, когда знаешь, какие силы в тебе бушуют.
— Ты думаешь, я «не снят» с «предохранителя»?
— Я не думаю — вижу. Кроме того, образно говоря, ты этой своей амнезией засунут в кобуру и застёгнут. Может, и к лучшему. Кто знает, каких бы дел натворил в обоих мирах, зная реальные причины происходящего. — Он подошёл поближе к Леону, взглянул наверх и крикнул: — Брис, мы закончили!
Брис не стал молодецки спрыгивать, хотя высота чуть выше его роста: он ухватился за оставшийся край пола первого этажа и осторожно нырнул на цоколь. На его груди распласталась птица, похожая на изысканный старинный доспех. Когда Брис спрыгнул, сокол не выказал недовольства, лишь сильнее прильнул к новому хозяину, а тот осторожно погладил уже начинающее блестеть оперение…
Что‑то сухой болью ворохнулось под сердцем Леона: он почувствовал привалившегося к плечу Мишку, сидевшего, по обыкновению, на ручке кресла, а за шею Леона обнимала горячая ручонка Анюты…
Шорох и мгновенный проблеск светлого — Вик ворвался в комнату, обжёг кончиком крыла щёку Леона, упав на его плечо, и агрессивно ссутулился, враждебно разглядывая остальных.