«Выходит, второй раз я все-таки увидела видение… — удрученно размышляла она, рассматривая потолок. — Нет никакого люка, и мне просто показалось! Но куда мог деться носитель маски? Если его нет на территории двора и в доме, как ему удалось так быстро исчезнуть? Я не могла увидеть и в первый раз видение, потому что трава примята как раз возле окна! Я могу, возможно, спросить об этом у Луки. Он должен что-то знать, раз направил меня в дом матери.»
Она дождалась возвращения Ильи. Он ответил что ничего не нашел на чердаке. Там просто висел один пододеяльник и все. В остальном тот пустовал.
— И ты не заметил ничего необычного? — нахмурившись, спросила она.
Он отрицательно покачал головой. При осмотре он не заметил странностей. Все тихо и почти чисто. И неизвестного в маске там нет.
— Ясно. Необходимо прямо сейчас связаться с директором. У меня появилась идея, — сев на табуретку у стола в комнате, Елизавета набрала номер Отто на своем смартфоне.
Рябов продолжил осмотр комнаты. Он периодически подходил к окнам и выглядывал, надеясь увидеть человека в маске. До его слуха донесся голос писательницы.
— Отто, я хочу попросить тебя о просьбе, и надеюсь ты исполнишь ее! — сохраняя спокойствие, обратилась она.
— Я постараюсь, — ответил он. — Вы на месте?
— Да, нам удалось получить ключи от дома матери, — начала она. — Но узнали что хозяйка у дома одна. Запиши ее данные: Людмила Васильевна Некрасова. Скончалась тридцатого сентября этого года. Ее похоронили на Всеволожском кладбище. Причину смерти еще не успели выяснить. Женщина, которая, видимо, присматривала за ней, сказала что у нее был единственный сын. Назвала его Лукой. Возможно наш пациент. При обыске дома мы нашли два старинных сундука, оба заперты, с гравировкой. Мы собираемся их забрать в «Институт» и там уже вскрывать. Далее: в подвале обнаружен тайник, в котором хранились девять трехлитровых банок. В них закатаны чьи-то кости. Также заберем их, чтобы провести исследование. И еще кое-что — здесь кто-то был.
— На вас напали? — последовал обеспокоенный вопрос.
— Нет, но этот человек сбежал, или где-то спрятался, когда мы принялись его искать. Он будто сквозь землю провалился!
— Это был мужчина?
— Нет. Я не уверена. Я видела незнакомца только пару секунд. Лицо этот человек прятал под маской. Довольно неприятной. Когда я обыскала сад у дома, то нашла вишневое дерево, на котором написан красной краской символ. Точно такой же есть на сундуках! Я сфотографировала его, и перешлю тебе позднее. Я надеюсь ты согласишься сейчас выполнить мою просьбу? — напомнила она.
— Я слушаю тебя.
— Сходи прямо сейчас к Луке, и дай мне поговорить с ним по громкой связи, — выложила она.
Несколько секунд Бёллер молчал. Он размышлял о ее просьбе. Затем заговорил: — Он может отказаться с тобой разговаривать.
— Почему? — нахмурилась Лиза.
— Его условия еще не выполнены, потому что камера подготавливается, — ответил он.
— Насколько процентов она готова?
— Примерно на пятьдесят. Как ты помнишь, он слишком много запросил, и чтобы его перевести туда, необходимо вначале сделать все так, чтобы он не смог сбежать.
Она несколько секунд помолчала, затем решила: — Так ему и скажи, что все почти готово. Мне очень важно с ним поговорить сейчас! Пожалуйста, Отто.
— Хорошо, я попробую. Но ты и сама знаешь его поведение. Я попытаюсь сделать все что смогу. Оставайся на месте, я скоро перезвоню тебе, и сообщу результат.
Директор отключил звонок, и направился в камеру Кадмона. Он ни на что не надеялся, и был уверен в отказе пациента разговаривать. Через пять минут он уже стоял у его камеры.
— К тебе есть разговор, Лука, — громко заявил он, зная что тот его слышит.
Пациент лежал на койке и смотрел в потолок: — О чем?
— Елизавета Тихоновна сейчас в доме твоей матери. Она попросила меня дать с тобой поговорить по громкой связи, пока находится там. Ты будешь отвечать на ее вопросы? — спросил Отто.
— А что насчет моих условий? Где моя новая камера с удобствами? — задумчиво спросил Кадмон.
— Она почти готова. Насчет твоей неприкосновенности — я уже подписал необходимые бумаги. В них запрещается наносить тебе моральный и физический урон. Но если ты сам по пытаешься что-то сделать, или соберешься бежать — тебя вернут сюда. Мы не станем с тобой церемониться! Ну что, будешь отвечать Елизавете Тихоновне? — сдержанно произнес директор.