— Значит скоро сюда заявиться и Отто, — в голосе девушки слышалась досада. Она не хотела чтобы он сейчас приходил и мешал ей. Придется пользоваться оставшимся временем. — За повреждения, которые сам себе нанес наш пациент, не стоит беспокоиться. У него имеются странные особенности в организме, благодаря чему он может спокойно регенерироваться. Или ты не в курсе?
Павел удивился и ответил что не знал этого. Он здесь работает всего месяц, и не думал что в «Институте» заперты такие странные люди. Проходя мимо камер с Анжелой и Венедиктом, он старался не коситься на них, предположив что и они способны выкинуть какой-нибудь номер желая привлечь к себе внимание. Но те делали вид что им все равно, и только их любопытные взгляды косо провожали их.
Наконец работница института и охранник подошли к камере главного подозреваемого.
— Вижу он испачкал стекло, — поморщилась Елизавета, рассматривая кровавое сердце. — Павел, отойди немного дальше от меня. Он мне ничего не сделает.
Тот нехотя отошел на пять шагов, ощущая внутреннее напряжение. Он смотрел на пациента, и ждал что тот снова поведет себя неадекватно.
— Добрый день, Лука, — обратилась девушка к Кадмону, назвав его настоящее имя. Он сам соизволил рассказать как его зовут, хотя отчества и фамилии до сих пор не произносил. Он упорно сохранял все данные о себе в секрете. — Я здесь. Мне сказали что ты наконец решил нарушить молчание, и готов поделиться с нами своими знаниями!
Он поднял голову и усмехнулся ей: — И ты сразу помчалась ко мне, желая заполучить лакомый кусок! О да, тебе же так нужна эта информация… Ты права, и я действительно подумал нарушить свой обет молчания.
Он стер со лба остатки крови правым рукавом, и лимонная ткань потемнела. На месте удара ничего не было. Его рана затянулась сама, не оставив следов.
— Я хочу предупредить тебя, — продолжил он, смотря в ее лицо. — Если Отто Бёллер начнет вмешиваться в нашу беседу, я не стану сотрудничать, и снова замолчу, на этот раз на год!
Она натянуто улыбнулась ему: — Обещаю, директор не будет тебя беспокоить.
Он кивнул: — Очень хорошо. Это первое условие. Теперь я хочу обговорить и остальные пункты. Второе: моя неприкосновенность, физическая и правовая. Мне не будут выдвигать обвинения до того момента, пока я не расскажу все что мне известно! Также никто более не будет применять в отношении меня насилие. Я устал получать повреждения, и считаю неприемлемым такое ко мне отношение!
— Насколько мне известно, ты сам провоцировал наших людей, чтобы они принимали меры для твоего усмирения. Или ты забыл как напал на двух наших охранников, которые просто принесли тебе ужин? — сухо напомнила она.
— Приношу свои искренние извинения! — безразлично ответил он.
— Твоих извинений мало! Одному из них ты вцепился в шею и перегрыз яремную вену. Он скончался на месте от потери крови. Второму ты выдавил правый глаз, из-за чего он остался инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Директору пришлось выписывать компенсацию семье погибшего, и семье пострадавшего. Твои извинения здесь уже не помогут! — резко отрезала она.
Он неторопливо поднялся, не отрывая взгляда от ее глаз: — Ты видимо не в курсе, раз считаешь что в этом только моя вина. Эти идиоты думали что я легкая мишень для издевок! Один из них за ломал мне руки, а второй несколько раз прошелся мне по лицу резиновой дубинкой… Разве я обязан был это терпеть? Они сами напросились! Я всего лишь пытался защитить себя, вот и все.
— Значит ты считаешь что это была самооборона? — сдержанно спросила она.
— А сама как считаешь? — криво улыбнулся он, обнажая белые зубы, немного заостренные на концах. — Лучше скажи, вы будете выполнять второе мое условие? Могу я рассчитывать на неприкосновенность?
Она уверенно кивнула, пытаясь как можно быстрее разговорить его. Она знала что скоро сюда заявиться Отто, и хотела договориться с Лукой до того, как гнев директора все испортит.
— Отлично, — оскал исчез с его лица, но кажется он был доволен. — Теперь мое третье условие: я хочу нормально питаться, читать книги которые попрошу, а также более лучшие условия проживания! Меня тошнит от тех помой, которыми вы меня пичкаете! И я хочу спать на нормальной мягкой постели с итальянскими простынями, пуховыми подушками и одеялом! И в дополнение: мне нужны чистые листы и что-то, чем я могу писать.
Елизавета нахмурилась: — Предположим я смогу устроить для тебя лучшие условия, но опять же, это зависит от твоего поведения! Если ты снова попытаешься напасть на работников «Института» то тебя вернут сюда, и ты вряд ли сможешь повторно получить желаемое. И я не стану смотреть на твои знания! Также мне непонятно вот что: для чего тебе чистая бумага и пишущие принадлежности?