Лука подошел к прозрачной стене почти вплотную. Он положил правую ладонь на пуленепробиваемое стекло: — Для того чтобы избавляться от бесконечного шума в голове… Тебе не понять, крошка, но я устал вечно терзаться этим скрежетом и шепотом! Знаешь на что это похоже? — он начал медленно царапать стекло ногтями, создавая раздражающий скрип. — И так день за днем… это дерьмо наполняет мою голову, не давая побыть в тишине! Каждый, гребаный, день! До того как попасть к вам, я избавлялся от «него». Я обнаружил что записывая «его» шепот, отвлекаюсь. «Он» затыкается и больше не мучает меня… правда это до тех пор, пока я снова не сяду за писанину.
Его ответ взбудоражил ее. Она подошла ближе к преграде, ощущая как сильнейшее любопытство пробуждается в ней. Ранее, при допросах, он иногда упоминал о некоем «шепоте и скрежете», но это почему-то оставалось без внимания. Сейчас он снова сказал об этом, и даже обратился к ней, надеясь что она исполнит его просьбу. Она начала осознавать что все намного сложнее чем кажется.
— Лука, ты снова упоминаешь «его», — неуверенно начала она. — Кто это?
— «Он» тот, в кого «Они» верили. Но не все сразу, Елизавета! Ты все узнаешь из моей исповеди, когда мои условия будут исполнены. А сейчас…
Он прервался и отошел от стены, вернувшись на койку и сложив руки на коленях. Из коридора донесся звук открывающегося лифта, и в коридоре послышались голоса директора и двух охранников.
Он говорил им быть наготове, и соблюдать осторожность. Когда он увидел Елизавету, стоявшую возле камеры Кадмона, то ускорил шаг и остановился напротив нее в десяти шагах.
— Почему ты здесь? — строго спросил Отто, и его голубоглазый взгляд показался ей осуждающим.
— Директор Бёллер, — она старалась казаться уверенной. — Лука согласился прервать свое молчание и поделиться своими знаниями!
— Я в курсе. Один из служащих сказал мне об этом. Но меня не это больше волнует, а то, почему ты, наплевав на осторожность, явилась сюда не спросив меня?
От его голоса служащие почувствовали дискомфорт. Пациенты же очень внимательно слушали, а Лука делал вид что ему все равно, хотя на самом деле он также прислушивался.
— Охранник сказал вам что пациент не будет с вами беседовать? — она наконец взяла себя в руки. — Я пришла сюда всего за несколько минут до вашего появления, и он уже успел назвать свои условия, перед тем как будет делиться информацией!
— Условия? — замер Отто.
Она кивнула и пересказала ему все ранее услышанное. Директор холодно посмотрел на молчащего Луку, затем перевел взгляд на подчиненную.
— А где гарантия твоего обещания? — он подошел к стене, громко обращаясь к Кадмону.
— Вам нужна гарантия? — усмехнулся тот, подняв на него скучающий взгляд. — Тогда пусть Елизавета сделает кое-что, и тогда вы получите подтверждение моего желания сотрудничать с ней! Первое: это выполнение моих требований. Второе — пусть она наведается в дом моей матери, который находится во Всеволожске, на улице Пермской, 3. Там есть кое-что, способное доказать вам, и тем более ей, мою готовность! На этом пока все, и я больше ничего не скажу!
Он замолчал и опустил голову, снова смотря на свои скрещенные пальцы.
Бёллер и его подчиненные вместе с девушкой задумались. Они все неотрывно смотрели на пациента несколько секунд, пытаясь понять, блефует он, или действительно говорит правду. Первым очнулся директор. Он не стал более общаться с Лукой, и кивнув остальным, попросил их следовать за ним в кабинет. Они незамедлительно последовали за ним, возвращаясь к лифту.
Елизавета также пошла за ними, ощущая смешанные чувства опасности и радости. Она не могла знать наверняка лжет ли подозреваемый, или на самом деле решился открыться. Только желание узнать правду требовало от нее двигаться вперед, хотя от разговора с ним у нее до сих пор пробегали мурашки по затылку. Она невольно вспоминала его изумрудный взгляд, в котором будто зажглись два желтых огонька в самих хрусталиках, где казалось бы, ничего не может проявляться. Да и никто из пациентов, с которыми она была знакома за шесть лет, так ее еще не пугал и не завораживал одновременно. В нем она ощущала некую притягательную тайну, которая могла оказаться слишком жесткой чтобы ее открывать. Заходя в кабину последней, она слышала его невнятное пение, расползающееся по коридору как бледная тень.