*** Он не был хорошим актером или любящим мужем. Но ему все поверили. Приняли покрасневшие глаза и бледное лицо как следствие тяжелой утраты. Коллеги, друзья, просто знакомые говорили ему ободряющие слова, хлопали по плечу и заклинали не сдаваться, советовали продолжать жить, несмотря на ноющую боль. Он грустно улыбался, благодарил всех за поддержку и смахивал с ресниц слезы. Ему искренне верили. Ему сочувствовали. Все считали его примерным мужем. Он не спал ночами, утыкаясь лицом в ее подушку и бередя старые раны дорогими воспоминаниями. Это никогда не было правдой - всего лишь догадки ничего не знающих глупцов. Как только Хомеру сообщили о смерти жены, его сердце заколотилось в бешеном ритме. Он сжал кулаки, впившись ногтями в свои ладони, лишь бы не закричать. Он кусал губы, только бы не сказать что-нибудь лишнее. Он изо всех сил скрывал одолевающую его радость. В тот же вечер он снял с банковской карты приличную сумму и легкой походкой отправился в гей клуб. Как раз была пятница, и стриптиз уже начался. Несколько ночей подряд он напивался до кондиции «полутруп», лапал сладеньких мальчиков и благодарил бога за такой бесценный подарок. Ему нравилось быть вдовцом. Поздней ночью он приходил впустую квартиру в компании какого-нибудь симпатичного парня. Они обменивались страстными поцелуями, трогали друг друга, грубо стискивая задницы, и до самого утра сотрясали большую двуспальную кровать. А утром Хомер лениво плелся на работу: измятый, с мутными глазами и синяками из-за недосыпа. Его угощали кофе, ободряли теплыми словами и прощали за глупые ошибки. Может быть, он не такой уж и плохой актер?
*** Эмми что-то мычала, а испуганные карие глаза следили за каждым движением мужчины. Он принес все ножи, что были на кухне, от этого становилось не по себе. Рука горела, ныла, напоминала о себе - девушка никогда не ломала кости, она не могла описать это нестерпимое чувство. Ее ноги были обмотаны толстым слоем строительного скотча, как и руки. Каждый поворот головы доставлял дискомфорт - несколько волосков попало под скотч, и кожа головы просто горела от любого неосторожного движения. Куда пропала вся нежность? Эмми не знала ответа на этот вопрос. Может быть, мужчина тоже притворялся? Даже когда готовил вкусную еду, когда вечерами укрывал ее пледом, когда читал вслух книги, когда говорил ласковые слова... По щекам текли слезы. Может быть из-за сломанной руки, может из-за разбитого сердца? Пусть она и убеждала себя в обратном, но этот странный человек был для нее больше, чем обыкновенный похититель или психопат. За эти несколько месяцев Эмми наконец-то поняла, что такое человеческое тепло. Все это время он заботился о ней, и девушке хотелось бы верить, что эта забота была искренней. Холодное лезвие прикоснулась к щеке. Эмми вздрогнула. Но стоило металлу сильнее прижаться к смуглой коже, как девушка что-то усиленно замычала и забрыкалась, абсолютно наплевав на сломанную кость. Конечно, игнорировать боль она не могла, поэтому мычание становилось все сильнее и отчаяннее. Эмми хотела прокричаться, но мешала чертова полоска скотча. - Мычи, что хочешь, - говорил он, проводя острым лезвием по коже. - Милую мою, я и без слов пойму. Слова складывались в причудливые стишки. Эмми оценила бы это, но момент был совершенно неудачный. Девушка отвернулась, лишь бы не видеть этих холодных серо-голубых глаз. И в этот самый момент нож оставил на лице тонкую красную полосу. Он мучил ее с улыбкой, не забывая шептать на ухо нежные слова. Оставив очередной порез, он откладывал нож, выбирал подходящую кисть - их было около десяти, может, больше, проводил ей по коже, собирая драгоценную краску, и подходил к мольберту. Эмми смотрела на широкую мускулистую спину и надеялась, что все это лишь жуткий сон. Утром она откроет глаза в объятьях любимого человека, расскажет ему о ночном кошмаре, а потом они вместе посмеются. Эмми нежно погладит его по светлым волнистым волосам и поцелует старый шрам на левой щеке.
*** Языки пламени уже лизали его лицо. Фрэнс только крепче прижал к себе мертвую принцессу и закрыл глаза. Он слишком поздно понял, что это глупая идея: человека невозможно переделать. По крайней мере, живого. Он закончил картину, но не почувствовал удовлетворения. Его любимая, должно быть, обиделась: тихо сидела, отвернувшись к стенке, и совсем не желала с ним разговаривать. Фрэнсу такое отношение не нравилось. Он посмотрел на хмурое смуглое личико и решил, что улыбка ей идет куда больше. Ему ничего не оставалось, кроме как взять нож и нарисовать довольную улыбку. Этого оказалось недостаточно. Когда до него дошло, что он натворил, было уже слишком поздно. Фрэнс сидел в луже крови и пытался пристроить правую руку к левому плечу. Он нежно поцеловал испещренные белыми пятнами пальцы и взял на руки то, что осталось от его Музы. Гостей мужчина не любил, а особенно не любил, когда они задерживались. Но она ворвалась в его жизнь как-то неожиданно и в самый подходящий момент. Она ненавидела современное искусство, а он оказался популярным художником, что писал картины только в одном цвете. Она казалась такой общительной и дружелюбной, а он презирал людей и общество в целом. Она любила город с миллионами огней, он предпочитал лес и тишину. Она любила споры и всегда в них выигрывала, он соглашался, но всегда оставался при своем мнении. Она громко смеялась, а он снисходительно улыбался уголками губ. Она любила классическую литературу, и в этом он был с ней солидарен. Фрэнс боялся, что Муза отвернулась от него. Она решила сбежать и этим разбила его хрупкое творческое сердце. Он думал, что соберет ее заново: это ведь так просто соединить подходящие кусочки друг с другом - просто огромный пазл. Но у него ничего не получилось. Фрэнс взял на руки то, что осталось от любимой, и поднялся наверх. Он нарвал ромашек, что росли у крыльца, и вплел в ее мягкие русые волосы. Мужчина, как сумасшедший, носился по дому с зажигалкой. На кухне стояли пустые бутылки из-под виски, дорогой алкоголь темной лужей растекся по деревянному полу. Фрэнс понял, что навсегда лишился своей драгоценной Музы. Другая такая больше не придет. - Не удалось собрать тебя по кускам. А цель казалась так близка... - прошептал мужчина и поцеловал любимую в холодные губы. Он крепче прижал к себе мертвую девушку и закрыл глаза. Фрэнсис Сторм желал быть заживо съеденным языками пламени в объятиях своей драгоценной Музы.