Ну ничего, все будет в свое время. Всего можно достичь, если очень захочешь. Если у тебя сильная воля.
Читал он как-то книгу одну, про силу воли, да не принял ее тогда всерьез. А теперь понимает, что упустил нечто очень важное. Правда, сильная воля ему тоже влетела бы в копеечку… В книжке той написано было:
У Вас — слабая воля?
Хотите иметь железную волю?
Сегодня же напишите по адресу:
м-р Флоренс А. Каулес
29, Бикон-стрит, Нью-Йорк.
Кто больше, чем Енё Рац, хотел иметь железную волю? Конечно, в тот же день послал он письмо. И вскоре получил новую книжечку, немного побольше, в которой говорилось, что человеку с сильной волей все удается. Такой человек овладеет любой женщиной, которая ему понравится; любое предприятие, за какое он ни возьмется, принесет ему быстрый успех. Словом, будет он счастливейшим человеком на земле, пусть только пришлет двадцать пять долларов или соответствующую сумму в пенгё на нижепоименованный банк — и сразу посыплются на него красивейшие женщины и все прочее.
Что скрывать: очень хотелось ему получить счастье (сейчас Матильду, перед этим — других)… но ведь и двадцать пять долларов — сумма немалая. К чести его надо сказать, что не так он денег жалел, как не слишком-то верил этим обещаниям. «Шарлатанство», — сказал он тогда и оглянулся вокруг. И очень жалеет, что никто его не слышал…
А вот и гости едут.
Бричка останавливается перед верандой, шуршат юбки, мелькает нога в чулке до самой резинки и даже выше, так что видна полоска розовой кожи. Это платье Ленке зацепилось за крыло брички. И не удивительно. Платье это такое легкое — чистая паутина. И красуются на нем огромные яркие цветы. Потом слезает отец Ленке, Марцихази. И одна учительша.
Ленке — барышня очень красивая, только на левую ногу немного припадает. Хромая, словом. К тому же, наверное, не читала она книгу госпожи Маргит Покаине-Бока, потому что, едва эконом провел ее в парадную горницу, она тут же шляпу в кресло бросает, перчатки стягивает и подходит к картине на стене.
— Надо же… в четвертом месте вижу эту картину, — говорит.
Эконом испуганно забегает с другого боку.
— Не может быть. Это оригинал. И недешевый к тому же. Триста восемьдесят пенгё. Обратите внимание, Ленке, на эти жемчужно-серые тона, на это ощущение пустоты, почти космической… А в ней, видите, монохромная гармония неясных композиций… — ораторствует он, размахивая рукой перед картиной. Слушает Ленке, а сама вспоминает, где она эту картину еще видела. Одну — у секретаря в Харшани, другую — у исправника в Горькой Пусте… а еще где? Забыла уже… А эконом все говорит и говорит.
— Смотрите, Ленке. В картине суть — это… — объясняет он немного снисходительным, учительским голосом: Ленке же с возрастающей неприязнью глядит ему в рот. На золотой зуб, желтый, будто эконом дыню ел и рот потом не прополоскал. Даже языком не облизал. А на деснах у оснований зубов видны какие-то красные пятнышки. Золото — желтое, десны — бледно-розовые, пятнышки красные… противно смотреть. Есть цвета, которые никак друг с другом не сочетаются. Вот как здесь. Хочется ей сказать, чтобы он пошел, прополоскал рот… а он все говорит и говорит. Все, что придумал сегодня, вчера или даже раньше; а больше — что читал о живописи. Все выкладывает. Чтобы не пропадало, значит. — В эту чудесную гармонию врывается светлая радость, излучаемая из окошек буржуазного домика на сад, на яблони. Взгляните-ка, Ленке, с этой стороны.
— Да, я вижу, вижу, — говорит Ленке и делает шаг назад. Стоит, неловко переминаясь. Стиснув колени. Словно ей кое-куда захотелось.
— Если взглянуть на эту картину через призму диссонансных настроений, нам обязательно бросится в глаза… — все толкует эконом. И Ленке не выдерживает, в муках начинает кулаком тереть глаз. А Енё Рац вдруг ощущает в себе что-то странное. Будто обнаружился у него какой-то стыдный недостаток, то ли телесный, то ли в одежде… И никто-никто об этом не знал: ни сам он, ни другие. А вот Ленке вдруг заметила… В страхе дергает он плечами, потом руками, ногами, животом. Все вроде на месте — но в порядке ли?.. «У Вас слабая воля? Хотите иметь железную волю? Сегодня же напишите по адресу: м-р Флоренс А. Каулес, 29, Бикон-стрит, Нью-Йорк…» — всплывает в сознании объявление предприимчивого американца. У него, у Енё Раца, воля и так сильная. Точно… У него все в порядке; наверное, это у Ленке что-нибудь не так… может, выйти ей надо… и вдруг, о ужас, чувствует он острую, колющую боль в глазу. «Ячмень!» — вопит в нем какой-то нечеловеческий голос, и он в страхе трет глаз костяшкой указательного пальца.