Со своей землей, конечно, каждый волен делать, что хочет. Да только возле деревни не вся земля помещичья: есть тут и общинные наделы. Так что помещику надо или выкупить их, или отдать взамен другие. Ну, выкупить их нельзя: непродажные они. Да и где это слыхано, чтобы общинную землю продавали: она ведь не чья-нибудь, а общая… Правда, особой выгоды от нее никому нет; земля хоть и хорошая, да оставляют ее под выгон, потому что вытаптывают ее ребятишки и скотина из окраинных дворов. Словом, только и пользы от нее, что нельзя продать. Ну конечно, это тоже кое-что…
Однако умные люди друг с другом всегда договорятся. Как уж там было, неизвестно, но получил помещик эту землю, около сорока хольдов. А взамен отдал своей земли хольдов пятьдесят около виноградников. Так что община вроде еще и выиграла. Выиграла, правда, только на бумаге, потому что отданные помещику земли летом должны были быть розданы под участки для строительства.
Об этом не только в газетах писалось: уже и специальный закон вышел на этот счет, и секретарь его зачитал вслух на заседании правления.
Забурлила после этого деревня; особенно заволновались бедняки, кто давно о таком участке подумывал. Ходили мужики в правление, старосту крыли почем зря, кулаками стучали по столу, грозились начальству пожаловаться.
— Да сами вы подумайте, — пытался урезонить их староста. — Ведь если пруд здесь будет, вам же от этого одна польза. Всегда на поденщину есть куда пойти или землекопом: работы там невпроворот. То дамбу чинить, то то, то другое… Да и потом, травы всегда есть где накосить. И к столу, глядишь, перепадет карась-другой…
— А что с участками нашими будет? — не унимается Косорукий Бикаи. В прошлом году женился он и живет теперь с молодой женой у отца; в старой хате их — как сельдей в бочке. Так что жена ему прямо заявила: или новую хату строй, или развод.
— Да вы ж послушайте меня, мужики. Дадим мы участки под строительство. Возле мельницы. Там даже еще лучше место. И тракт рядом…
— Что-о? Это возле Черкерта, что ли? Погляжу я, как это вы в мою землю хоть колышек вобьете!.. — вопит Балинт Эмбер, у которого там хольд земли есть. А вообще-то, даже если он и захотел бы свою землю отдать, все равно с участками ничего бы не вышло. Потому что, как только пошел по деревне слух, все, у кого земля в тех местах, стали свои наделы огораживать, деревья сажать: им, мол, тоже в скором времени может понадобиться новая хата. У одного сын подрастает, у другого дочка на выданье…
— Ну… тогда есть еще общинные земли возле Атяша…
— Это солончаки-то?..
— Ну и что, что солончаки. Не такая уж там плохая земля. И чернозему можно подсыпать, деревья посадить…
Это уж точно, можно и подсыпать, и посадить. Года четыре назад вот так же подсыпали чернозем во дворе полицейской казармы. Вырыли ямы, навозили хорошей земли, насажали деревьев. Те росли себе, росли — пока корни до солончака не добрались. Тут их рост и кончился.
— Одно вот мы не уразумеем… зачем здесь, у самой деревни, надо тот пруд копать? — все не отстает Имре Вад, который красным солдатом был в России. Ему новую хату строить не надо: просто такая у него натура — везде влезать, где какую-нибудь несправедливость чует.
— Затем, друзья мои, что в эту сторону приходится падение воды.
Тут все замолкают. Это что-то новое. Такого они еще не слыхали. Сам Ференц Вираг — и тот первый раз услыхал. От инженера. А теперь произносит эти слова так, будто и инженер от него их узнал.
Ференц Вираг не один против недовольных стоит: с ним все деревенские богачи. И Габор Тот, и Эсени, и Такач — все, у кого есть земля возле виноградников. Еще бы. Вместе с новой землей и их наделы пойдут теперь как виноградники. А это значит, что цена их подскочит вдвое. Так что они за пруд — обеими руками; другие, кто победнее, против… Словом, волнуется деревня, шумит, как камыш под ветром. Или как наседка, у которой цыплята разбежались в разные стороны… Да Ференц Вираг держится непреклонно: ему к драке не привыкать. В таком деле тот выигрывает, у кого язык лучше подвешен. И у кого терпения больше.
А Ференцу Вирагу ни того ни другого не занимать стать.
В конце концов был подписан договор по всем правилам, всеми сторонами. С одной стороны, сам помещик подписал, с другой, от общины, — Янош Багди, с третьей, от деревни, — Ференц Вираг. Потому что здесь не только об обмене земли шла речь, но и об установлении прав на воду, о водоотводящих каналах и еще много о чем.
А тут и весна подошла, люди своими делами занялись; однако недовольство свое потащили с собой, как бегущие в драку — железные вилы.