Вот и все, что сказано в старом документе.
Однако память о том славном времени до сих пор живет среди местных жителей, а особенно прочно — в их именах. Потому-то и много в деревне Йожефов. После того старосты, Йожефа Берегсаси, мужики своих детей сплошь крестили Йожефами. И иосифов день большим праздником считается в деревне: в каждой семье хоть один Йожеф да есть — и всех надо поздравить. А дело это непростое, потому что поздравителей полагается угощать. Палинкой, пирогами, вином, где как.
Есть дома, где в этот день даже цыган зовут играть. У мельника Такача, например. Играют цыгане с утра до позднего вечера. Потому что Такач и другие богатые мужики именины свои празднуют по-господски. Вечером гостей зовут, а на следующий день приходит кто хочет.
Поздравлять, собственно говоря, детишки начинают. Едва светает, а они уже обходят по очереди всех Йожефов; чаще всего вдвоем: собак боятся. Встанут у дверей по стойке смирно, отбарабанят свое, а сами думают, сколько им денег здесь дадут; получат и бегут дальше. Йожефов много, а утро коротко.
В доме еще не прибрано с ночи, одна подушка там, другая — здесь. А сосед, смотришь, уже в ворота заходит (если не в ссоре они с хозяином, конечно). «Здравствуйте, — говорит, — дай вам бог еще много-много раз встретить иосифов день в добром здравии и этот провести в мире…» Точно такие вот слова говорит Тарцали, придя утром к Красному Гозу. И добавляет:
— Надеюсь, ночь провели хорошо?.. — подмигивает в сторону хозяйки, Марики.
Марика как раз постель застилает, подушки берет с припечка; на мгновение закрывает глаза, краснеет. Жаром отдается у нее в крови воспоминание о минувшей ночи.
— Спасибо, кум, — отвечает Марика, — и вам желаем того же, — и мужу подмигивает. Бог знает, чего они все перемигиваются.
— Дай тебе бог, кум, много именин встретить с семьей в добром здравии, — снова говорит Тарцали и подходит ближе. Руку подает корешу.
— Спасибо, кум, и тебе желаю того же, — трясет Йошка его руку.
— Да, кум, нынче ж у вас тоже именины, — Марика подходит к Тарцали. Теперь оба они стоят перед Тарцали, а Марика знак делает свекрови. Потихоньку, конечно. Та выходит, приносит из сеней бутылку, стаканы. Марика торопливо прибирает постель, скатерть на столе переворачивает чистой стороной, разглаживает руками. — Капельку палинки, кум. А если случаем уже позавтракали, то и вино есть…
— Нет, нет, еще не завтракал… — идет к столу Тарцали.
Дверь хлопает, входят два пацана-школьника, чинно встают у косяка, руки вытягивают по швам, глотают слюну и стишки выпаливают:
Тут один мальчуган так закашливается, что слезы у него на глазах выступают; другой смотрит на него беспокойно.
— Растите большие, детки, — говорит Марика и идет к вешалке, роется в кармане своего передника. Мелочь достает. Сует ее одному пацану в ладонь, тот сразу — за дверь. Другой выбегает за ним вслед.
— Я потому так рано заскочил, кум, кума, чтобы… на ужин вас позвать нынче вечером. Я ведь тоже Йошка. Мои именины тоже не что-нибудь.