— Можно! — и дальше стучит на швейной машине.
— Здравствуйте, хозяйка. Муж дома? — спрашивает Шандор Пап.
— Здравствуйте, господин Пап. Нету его дома, с минуты на минуту жду. Присаживайтесь, если подождать его хотите.
Шандор Пап неловко перехватывает под плащом то, что там у него спрятано, говорит:
— Пожалуй, подожду немножко… Я Шандора-то видел, когда он на мельницу ехал. Уговорились мы с ним, что зайду к вечеру, дела есть кой-какие… и другие придут… словом, речь о том, что мы Эсени хотим старостой. Вот так. Для того и собраться хотели…
— О, если Шандор вам чем-нибудь помочь способен… пусть помогает, — и нагибается над машинкой, строчит дальше.
Шандор Пап молчит, одно плечо подымает; бутылка под плащом вот-вот выскользнет. В бутылке — коньяк. Чтоб мужиков немного разогреть. Легче с людьми разговаривать, когда у них душа спрыснута.
— Долго нет Шандора…
— Придет. Навсегда там не останется. — И Илонка внимательно смотрит на гостя.
Шандор Пап чувствует себя не в своей тарелке. Давно не сидел он вот так, в прохладной горнице, с глазу на глаз с красивой бабой… словом, разгорается у него фантазия, которая уже раз-два крепко его подвела. Хороша баба, ох, хороша, и к тому же бесплодная. Эти бабы не опасны, как, скажем, та… уж скоро два года тому… эх!.. Словом, жена Ферко Тота, а тогда еще вдова Пашкуй… Здесь-то никакого риску нет. Все было б шито-крыто. Вдруг вытаскивает он бутылку из-под плаща, ставит ее на стол напротив Илонки, которая у окна сидит с машинкой. Смотрит на него Илонка и помалкивает. Шандор Пап стул берет и, обойдя стол, ставит у Илонки за спиной, немного сбоку. Садится.
— Уж коли ждать, так… чтоб не скучно было, — говорит. И тут же добавляет: — Что шьете?
Наклоняется над бабой, усы его щекочут Илонке щеку. Та машет ладонью, будто муху отгоняет, и все возится с холстом. Ни слова не говорит.
Это уже интересно, а еще интереснее то, что Шандор Пап будто забыл свой прежний опыт и все по-другому начал делать. Он и прежде не слишком подыскивал слова, когда случай представлялся, а теперь, можно сказать, совсем здравый смысл отбросил. Вместо того чтобы подождать какого-нибудь ответа, какого-нибудь знака, улыбки или еще чего, просто лезет в карман за ножиком, на котором у него и штопор есть, и все прочее, и откупоривает бутылку. А на бутылке, на этикетке, звездочки, вот так в календарях звездное небо рисуют. И еще в букварях… Потом тянется на комод за стаканом, наливает и говорит:
— Выпейте-ка это за здоровье будущего старосты!
Илонка головой трясет не глядя и отвечает:
— Палинку не люблю.
— Да ведь это не палинка, а коньяк.
— Коньяк?
— Ну да. Его из вина делают. Так что вы, можно сказать, вино пьете, вроде как если бы не, мясо ели, а консервы.
С этого и началось.
Дальше — больше. После третьего стаканчика Илонка загорелась, вспыхнула огнем, как прошлогоднее сено на высохшем лугу. Все ее мучения, обиды, все желания — все это вдруг стало таким ясным, таким простым… И показалось, что все решится само собой, стоит лишь выпить еще стаканчик.
Выпивает еще стаканчик.
Теперь кажется Илонке, будто она не баба, не мужняя жена, а сама земля, тучная, жирная, которая ждет не дождется, когда придут к ней все те, кто ходит по ней, прокладывает тропки вдоль и поперек. Она — семя, которое еще не бросили в землю… наперсток, которым еще не провели по складкам холста — о, так много сравнений приходит ей в голову, и ни одно не может полно выразить, что она чувствует.
Ощущает она свою плоть, ощущает жгуче, нетерпеливо… и, если зажмурить глаза, видит какие-то красные пятна. Беспокойные, мечущиеся, яркие, как лужи крови на снегу, когда режут скотину, а если глаза открыть, то все вокруг будто льется в нее, как тающая снеговая вода — в жестяной желоб…
— Ик… ик… — икает вдруг Шандор Пап и глотает слюну. Потом перешагивает через стул, как через маленькую лошадку, и без лишних слов хватает Илонку…
Несколько мужиков, что хотели собраться у Макры, бредут потихоньку в сторону Коццега.
— Не заглянуть ли к Лайошу Ямбору?.. — говорит один, задумчиво глядя на распахнутые ворота. Так и случилось, что сначала набились они в хату к Лайошу Ямбору. Как пчелиный рой, который прицелился сесть на одно дерево, а сел на другое. Вино и здесь есть, только в кладовую за ним выйти, а когда уж на столе оно стоит, так не уносить же его обратно.
— Куда этот Шандор Пап подевался? Уж должен бы прийти, — говорит кто-то недовольно.