Марион опять-таки бушевала, ее супруг и отец Труди Патрик Кляйн прятался за газетой, чтобы скрыть иронию во взгляде, а довольная «невеста» придвигала к себе коробку «пьяной вишни», честно отвоеванную в ходе спецоперации по отваживанию очередного претендента на ее руку, сердце и любимые конфеты.
Эх…
В дверях, что вели из квартиры Труди на балкон, отвлекая ее от размышлений и воспоминаний, появился сонный Курт. Труди жила с ним уже почти полгода, подцепив нового любовника во время гастролей. Курт, который до знакомства со столичной знаменитостью был тренером по фитнесу, покорил молодую волчицу ростом, шириной плеч, фантастической постельной выносливостью, очевидной влюбленностью и, главное, милой стеснительностью и скромностью провинциала из не самой богатой семьи. Труди умилилась, приблизила, приютила… А после получила возможность убедиться в том, как быстро некоторые вещи меняются. Как скромность превращается в наглость, влюбленность в потребительское отношение. Только секс и остался прежним. Но таланты такого рода, как успела убедиться Труди, были исключительно хороши для разового любовника, а не для того, с кем ты живешь в одной квартире, по сути, семьей. С ним ведь не только трахаться, но еще и говорить о чем-то надо.
— Опять жрешь сладкое! — с презрением возвестил Курт и навис над Труди. — И так уже сколько лишних килограммов на тебе наросло! Такими темпами отрастишь себе жопу, как у маменьки твоей…
Труди закурила. Эти разговоры вымораживали ее так, что хотелось что-нибудь разбить. Она совершенно точно не была толстой. Никогда не была. А мифические пузо или жопа, о которых так любил поговорить повернутый на диетах и тренировках Курт, «наросли» исключительно у него в голове. Да даже если б они и были! Марион Кляйн с возрастом действительно сильно поправилась, но супруг ее что-то ни разу не прошелся по этой теме и никогда не говорил об изменениях в фигуре своей жены. А вот Курт Труди чихвостил постоянно, хотя особых оснований для этого не было!
На прямой вопрос: «Какого хрена?» он, заменжевавшись, ответил, что, мол, о здоровье любимой заботится. Но сама Труди была абсолютно уверена, что дело совсем в другом. В том, что в этих упреках Курт нашел для себя средство хоть в чем-то стать круче успешной и знаменитой любовницы, возвыситься над ней, получить возможность давить на нее. И еще. Патрик Кляйн свою жену Марион действительно любил (толстую, тонкую, здоровую и больную, плачущую или смеющуюся! Любую!), а вот Курт лишь прикрывал этим словом свои личные, абсолютно шкурные интересы.
С другой стороны, ведь и Труди его не любила, а так… использовала, заполняя пустоту на душе и вообще в жизни…
— Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты прекращала нажираться! — Курт, явно не замечая реакцию на сказанное им, продолжал гнуть свое. — Но ведь нет, тебе надо еще и встать посреди ночи и тайком от меня сидеть и напихиваться этими проклятыми конфетами, от запаха которых меня уже тошнит! В квартире стало невозможно находиться…
Труди затушила очередной бычок и, откинувшись в кресле, водрузила босые ноги на перила балкона. Терпение у нее лопнуло.
— Это моя квартира.
— Что?!
Труди пошевелила пальцами, теперь освещенными светом почти полной луны, которая как раз выбралась из-за небольшого полупрозрачного облачка, и продолжила:
— Я говорю: это моя квартира. И все в ней, включая запахи, тоже мое. Тебя что-то не устраивает? Не держу! Можешь выметаться.
Глава 4
Оскорбленный до глубины души Курт убрался назад в спальню, где вскоре послышалась какая-то возня. Труди, закуривая уже третью сигарету за последний час, истово понадеялась на то, что он собирает вещички, а когда в отдалении хлопнула входная дверь, вздохнула с облегчением. С балкона двор у подъезда был хорошо виден, и Труди с кривой усмешкой проследила за тем, как ее теперь уже бывший любовник закинул увесистую сумку в багажник машины, подаренной ему на днюху пару месяцев назад, проорал: «Шлюха! Дырка дешевая! Даже не думай звонить, не вернусь!» и, взвизгнув покрышками, укатил.