так не хотел сейчас увидеть. Но это было только самым первым
впечатлением, и присмотревшись, Добряков различил знакомые
недружелюбные глаза. Остального лица не было видно: все оно, от
подбородка до головы, было сковано белым, как мука, гипсом. Нижняя
челюсть Рюмина покоилась в жесткой шине, от которой шли вверх, к вискам
две металлические скобки, крепившиеся где-то на голове под аккуратно
наложенной гиппократовой шапочкой.14 Свободными от гипсовой массы
оставались только рот, нос, глаза и щеки. Рюмин настороженно смотрел на
него в упор: опасался, видимо, каких-нибудь новых всплесков добряковской
эмоциональности, пытался схоронить в глазах и уголках рта затаенный
страх, но справлялся с этим с большим трудом; страх этот откровенно
читался в выражении его свободного от гипса лица: глаза, казалось, готовы
были выкатиться из орбит (настолько цепко он впился ими во врага), щеки
заметно подрагивали и наливались нездоровой бледностью, крыльные хрящи
14 Шапочка Гиппократа - повязка на голове, целиком прикрывающая свод черепа.
290
напряглись и приняли почти горизонтальное положение, как у ощерившейся
кошки.
Добряков с полминуты только изучал это лицо, потом как-то едва заметно
усмехнулся и повернулся к Анне Кирилловне.
- Знаю этого человека, - уже совершенно спокойно произнес он. – Это
Рюмин, мой сосед, которого я ударил позавчера за… за одни пакостный
поступок…
- Вот-вот, давайте и поговорим, что это был за поступок, - поддержала тему
Анна Кирилловна. – Расскажите, за что все-таки вы ударили пострадавшего?
Без эпитетов, пожалуйста, а конкретно – за то и за то.
- Ну да, я ведь говорил уже вчера, - заерзал на стуле Добряков. – Он слова
гадкие сказал мне…
- Какие слова? В чей адрес? – настаивала Анна Кирилловна.
- Ну, не в мой, разумеется… В адрес одного человека…
- Что это за человек, конкретнее говорите. Я имею в виду степень ваших
отношений. С какой бы вам стати заступаться за честь, как вы говорите,
«одного человека»?
Добряков помялся, искоса посмотрел на Анну Кирилловну, пытаясь уйти от
ответа, но та глядела на него, не отводя глаз.
«Не отвертеться», - понял Добряков и выдавил:
- Он сказал гадкие слова в адрес моей близкой подруги.
Рюмин тихонечко, пискляво прыснул, но опомнился и удержался от смеха.
291
Добряков метнул на него взгляд и почему-то подумал: «Интересно, а
получилось бы у него рассмеяться-то в полный рот или нет?» И попутно
отметил, что почему-то в такие ответственные моменты, когда, кажется,
судьба дальнейшая решается, приходят в голову совершенно отвлеченные,
более того – глупейшие мысли.
- А нельзя ли узнать имя вашей подруги?
- З-зачем? – опешил Добряков.
- Да в ваших же прежде всего интересах, - ответила Анна Кирилловна. – Мы
можем ее в качестве свидетеля заслушать…
- Но ее там не было, в тот момент ее там не было! – снова вспылил Добряков.
- Пусть и не было, неважно, - не отступала Анна Кирилловна. – Мы только
уточним, действительно ли вы находитесь в таких отношениях, о которых вы
нам рассказывали. Поверьте, что если это подтвердится, то и претензий,
проще говоря, к вам будет меньше. Подтвердится тот факт, что вы защищали
честь близкого человека.
Рюмин издал какой-то неопределенный звук, похожий на скрип несмазанных
дверных петель.
- Это правда?
- Это истинная правда, - успокоила его Анна Кирилловна. – Следствие
должно учесть все обстоятельства, относящиеся к делу.
- Ну ладно, - помолчав немного, сказал Добряков. – Зинаида Николаевна ее
зовут. Кузихина.
- И адрес назовете?
292
Добряков назвал и адрес.
- В какое время суток она свободна от работы?
- Она на пенсии, поэтому всегда сможет явиться к вам, если вы об этом.
- Да, об этом, - подтвердила Анна Кирилловна. - Ну хорошо, с вашей
подругой мы побеседуем чуть позже, а теперь давайте все-таки о вашем
поступке. Вернее – о преступлении.
Добряков вздрогнул и настороженно посмотрел на следовательшу.
- Ну что же вы, - укоризненно покачала головой Анна Кирилловна. – Умейте
отвечать за свои поступки. Вы ведь, кажется, боевой офицер?
- Был когда-то.
- Прекрасно. Значит, способны владеть собой, я надеюсь. Хотя, повторяю, прекрасно понимаю ваше состояние. Итак, ответьте мне: вы сознательно,
намеренно ударили тогда пострадавшего? То есть искали встречи с ним
специально для того, чтобы ударить?
- Да что вы! – взвился Добряков, но вспомнил совет и заговорил спокойнее: -