заставил ее вздрогнуть и осторожно поднять глаза. Константин Генрихович с
укором смотрел на нее, а на его руке пламенели две крупные кровяные
ссадины.
- Прости меня! – вскочила она и бросилась к нему, повисла у него на плече и
все тараторила: - Прости меня, я дура, дура! Я никогда так больше не буду, слышишь, никогда! Веришь мне? – не давая ему ответить, она схватила его
пораненную руку и запричитала: - Что с тобой? Ты ушибся? Тебе больно?
- Поранил о дверной косяк, пустяки, - едва слышно промолвил он. – Больно
от другого…
- Ну прости меня, прости! – умоляла она, понимая, что сказала глупость.
- Я тебя прошу никогда больше так не говорить, слышишь? – он взял ее
обеими руками за голову и пристально смотрел ей в глаза.
- Да, да, - кивала она.
- Никогда! – повторил он. – Иначе я перестану отличать тебя от твоих
подружек-продавщиц, поняла? Я все-таки думал, что ты на несколько
порядков выше их…
- Не буду, не буду, прости… - лепетала она. И вдруг тихо заплакала мелкими
слезами, обняв его и уткнувшись лицом в его широкую грудь.
- Будем считать, что ничего и не было, да? – улыбнулся он и поцеловал ее в
макушку. – Глупенькая какая!
92
Ей стало так хорошо от этих слов, так не по земному легко и свободно, что
она еще пуще разрыдалась – теперь уже от радости, которую не в силах была
перенести…
К вечеру он отвез ее домой, и всю дорогу она ломала голову над тем, что
ответит матери на ее вопрос, где она была. Так ничего и не придумав, Зина
решила, что самое лучшее будет сказать ей всю правду.
- Зиночка, да ты с ума рехнулась, что ли? – ужаснулась мать. Да ведь он, поди, женат.
- Женат, мама, - кивнула Зина, улыбаясь про себя.
- Ну вот, вот… - мать всплеснула натруженными руками, тихо опустилась на
табурет и заплакала, свесив голову к самой груди.
- Мамочка, успокойся, родная! – Зина кинулась к матери, упала перед ней на
колени и положила голову на ее мягкие, теплые колени. – Он обещал
развестись. Он ее давно не любит, ему с ней нелегко!
- Много ты понимаешь в жизни, - всхлипывала мать. – Знаем мы, как они
разводятся! Поиграет с тобой и забудет!
- Не надо так говорить, мама! – дочь поднялась и с укором смотрела на мать.
– Ты его не знаешь!
- А что, он не мужского племени, что ли? – продолжала свое вконец
потерявшаяся женщина. – Все они на один сорт…
- Если у тебя был такой вот, как ты говоришь, односортный, то это не значит, что и у меня такой же! – выпалила Зина и замерла от внезапной мысли: «Вот
как! У меня! Будто присвоила! А что, и присвоила! Присвоила и никому не
отдам!» - И хватит, мама, про это. Вот увидишь, что все так и будет, как я
говорю.
93
- Делай как знаешь, взрослая уже, грамотная, - устало отмахнулась мать, медленно встала и вышла на кухню.
Через два дня ректор подписал ходатайство декана, и приказом по факультету
Зина была зачислена ассистентом на кафедру теории литературы. Константин
Генрихович поздравил ее и преподнес огромный букет бордовых роз –
любимых ее цветов. Зина ставила розы в вазу, когда в ее комнату вошла мать.
Она молча посмотрела на цветы, потом на дочь и спросила:
- От него, что ли?
- От него, мама! – лицо Зины зашлось пунцовыми пятнами, в глазах
искрилась радость.
- Ну, так привела бы его, что ли. Хоть познакомиться, - осторожно
предложила мать.
Не помня себя от радости, Зина тут же позвонила Швецу и передала просьбу
матери. Слушая его ответ, девушка вдруг посерьезнела и только едва кивала
невидимому собеседнику.
- Так вот мама, - сказала она, положив трубку. – Константин Генрихович
считает не вправе знакомиться с тобой, пока он не разведен. Как только это
случится, он не замедлит представиться тебе. И просить моей руки, - она
хихикнула, как девчонка и кинулась целовать мать.
- Знать, из порядочных, - мать отстранила дочь и с нежностью глядела ей в
глаза. – Любишь его, что ли?
- Наверное, мама, - пожала плечами Зина. – Если это то, о чем в книгах
пишут…
- Книги книгами, а вам жить, - вернула ее мать на землю. – А ничего, что он
старше тебя на столько?
94
- Да что ты! Если бы ты знала, какой он крепкий, здоровый, не курит, зарядку
по утрам делает, в теннис играет! – перечисляла Зина все известные ей
достоинства профессора.
- Хорошо, если так, - согласилась мать и уточнила: - А когда он обещал
заявление-то подать?
- Через неделю возвращается из командировки его жена, и он намерен
серьезно поговорить с ней об этом.
- А в институте-то ему ничего не грозит за это? А по партийной линии? – не