Матвей кивнул и навострил уши.
- Так вот, - продолжала Зина. – Прежде всего спасибо тебе за твое чувство, оно мне очень лестно… Теперь что я тебе хочу предложить… Провожать ты
меня, конечно, можешь, но давай договоримся, что пока что этим твои
ухаживания ограничатся, ладно?
Юноша, видимо, не ожидал такой уступчивости и с радостью согласился на
предложение. Они сели в троллейбус и когда стали подъезжать к ее
остановке, Матвей встал с сиденья и предложил ей поднести ее поклажу,
состоявшую из пакета с ученическими тетрадками. Зина улыбнулась и
поблагодарила, но решила завтра же навести самые подробные справки об
этом странном молодом человеке.
Начала с классного журнала. Оценки у Матвея Сташевского были неплохими, заметно преуспевал он в точных науках, но и по другим предметам шел
ровно, без «троек». Зина осталась как-то наедине с классным руководителем
десятого «А» Тамарой Сергеевной и заговорила с ней об успеваемости
учеников. Незаметно переключилась на статус детей, рассказала, что у нее в
классе в основном дети рабочих и служащих. Тамара Сергеевна подхватила и
поведала, что в ее классе тоже преобладают такие, правда, есть один юноша, отец которого работает вторым секретарем райкома партии. Зина
сосредоточилась и затаила дыхание. Расспрашивать было неосторожно,
поэтому она напряглась и ждала, когда же Тамара Сергеевна назовет имя
этого ученика. А та долго рассказывала о хорошей успеваемости ученика, о
его активной комсомольской позиции, о всегдашней готовности помочь
одноклассникам. Зина слушала и все больше убеждалась, что речь идет
именно о Матвее Сташевском. Поэтому когда Тамара Сергеевна назвала
наконец его имя, Зина отреагировала вполне спокойно.
129
«Значит, вот оно что! – обдумывала она ситуацию после разговора. – Отец –
партийный чиновник. Только этого мне еще не хватало! А ну как узнает
родитель, чем его повзрослевший сынок тешится, что будет? Уши ему
надерет, что ли? Скорее всего – меня сгнобят. Скажут, что растлила
мальчонку… Нет, это надо прекращать, и чем скорее, тем лучше…»
В тот день она вышла из школы через запасной выход, а Матвей Сташевский, прождав ее у главного полтора часа, вошел в школу, заглянул в учительскую и
увидев, что она пуста, грустно вздохнул и отправился домой.
На следующий день Зина через четвероклассника снова получила записку,
написанную знакомым почерком. Матвей, ни много ни мало, укорял ее в
непостоянстве, сетовал на изменчивую женскую природу.
Прочитав записку, Зина разорвала ее и пожала плечами: «Скажите на
милость! Мы уже и книжек серьезных начитались!» А когда в очередной раз
ей снова пытались передать записку, она строго сказала посреднику:
- Передай тому, кто тебе это поручил: чтобы больше никаких записок я не
видела! Иначе всем сообщу! Так и скажи этому человеку!
Дня три записок она не получала. А на четвертый школу потряс скандал:
десятиклассник Матвей Сташевский пытался покончить с собой, вскрыв в
ванне вены. Парня удалось спасти, и на больничной койке он во всем
признался матери. Зину вызвал директор и обвинил в совращении
несовершеннолетнего. Она ответила, что это ложь и она подаст в суд.
Директор немного присмирел, но Зина прекрасно понимала, что этим
визитом дело вряд ли кончится. Коллеги смотрели не нее искоса, едва
разговаривали, ей передавали нелестные слова, сказанные о ней
учительницей, которую раздражали педагогические успехи Зины.
Когда отношение учителей к ней стало совсем натянутым, Зина сочла за
лучшее подать заявление об увольнении. Единственным человеком, который
130
воспринял ситуацию адекватно, был, как ни странно, отец Матвея. После
окончания уроков он заехал в школу, дождался, когда Зина выйдет на улицу, подошел к ней, представился и предложил подвезти до дома. Она
согласилась, и этот партийный чинуша, каковым за глаза считала его Зина, оказался вполне интеллигентным и порядочным человеком. Он извинился за
подростковую дурь своего сына, за то, что своим поступком он причинил ей
столько хлопот, а в конце беседы, когда они уже подъехали к дому Зины,
предложил ей не спешить с увольнением.
- Я наслышан о ваших успехах, - говорил он. – Дети вас любят. Оставайтесь.
Я похлопочу, и будьте уверены, никто на вас больше косо не взглянет.
Зина поблагодарила, возразив, что он немного ошибается: педагогом она
оказалась никудышным, а потому увольнение будет самым оптимальным